— Разумеется. Я это и имела в виду. Если вероятность события меньше одного из сотни, ни один гладиатор не выдаст под него клейма. Это означает верный проигрыш. Ни один, кроме Вера.
Однажды Вер выиграл, когда вероятность равнялась один к пятистам. Правда, тогда он зарегистрировал лишь тридцать два клейма. А сейчас у него набрано как минимум восемьдесят.
Но все прочие вероятности больше десяти из ста… и он вполне бы мог потянуть еще и это дело…
— О чем идет речь?
Если что-то сомнительное, если хоть одним краем касается политики или личной мести, он откажется.
Она помолчала, будто сомневалась, стоит ли вообще говорить.
— Моя дочь попала в автокатастрофу. Ей сделали операцию. Шанс выжить у нее один из ста…
— Твое имя?
— Сервилия Кар.
Вер взял со тумбочки толстый, изрядно затрепанный гладиаторский справочник за этот год, перелистал страницы. Кар… Нет, этого имени в списках не было.
— Кар — твое родовое имя? Или имя мужа?
— Мужа, — она запнулась на мгновение. — Мое родовое имя — Фабия.
Он проверил и по списку «Ф» — опять все выходило чисто. То, что имена настоящие, сомневаться не приходилось — заказчики не врут гладиатору. Ибо поддельное имя означает поддельный заказ, и желание не исполнится. Хотя нет, попадаются и обманщики. Заказывают, тратят деньги, но их мечта не сбывается даже в случае выигрыша. Все людские безумства предугадать нельзя.
— А имя твоей дочери?
— Летиция Кар.
Вер швырнул справочник обратно на тумбочку.
— Однажды я покупала у тебя клеймо. Через агента, — напомнила Сервилия.
— Ну и как, желание исполнилось?
— О да! И знаешь, что я пожелала?
Вер пожал плечами. Он никогда не интересовался ни личностями, ни делами своих заказчиков. В отличие от Элия. Тот всегда был слишком щепетилен.
— Я пожелала получить роскошную виллу в Байях. — Самодовольная улыбка тронула губы Сервилии.
Какое примитивное желание. И к тому же бессмысленное. Клеймо гладиатора может стоить дороже желанной виллы.
— Мне приглянулась эта вилла, — продолжала Сервилия, и ее словоохотливость все больше и больше не нравилась Веру. — Хозяева ни за что не хотели продавать. Но я привыкла получать свое. Когда ты выиграл для меня клеймо, документы владельца, в том числе и купчая, пропали, и вилла досталась мне. Приятно, когда твои капризы исполняются!
Вер посмотрел на Сервилию с недоумением. Ни один римлянин в здравом уме не расскажет такое даже близкому другу, не то что постороннему человеку-за подобные штучки цензоры мигом внесут имя шутника в гладиаторские книги, и придется до конца дней подавать апелляции. Все желания, исполняемые гладиаторами, строго ограничены. Хотя заказчики всегда находят лазейки. Эта женщина что-то скрывает под шуршащим покровом пустословия. Что-то очень важное. Но что? Вер чувствовал возрастающую тревогу и злость. Потому что не мог разгадать ее игру. Даже его насмешки не задевали гостью.
— Приятно исполнять капризы. Ты не пробовал?
— Когда захочу вылететь из центурии гладиаторов, я займусь чем-нибудь подобным. Кстати, знаешь, сколько будет стоить твой заказ? Миллион сестерциев.
Ни один мускул не дрогнул на ее лице. Вер ожидал, что она начнет торговаться.
Но она молча раскрыла сумку из крокодиловой кожи. Вер предпочел бы торговлю и упреки в жадности. Щедрость настораживала. Будь у него хоть малейшая зацепка, он бы указал Сервилии на дверь. Но все было чисто — имя вне списка. Заказ на излечение ребенка можно принимать от сенатора и солдата, императора и находящегося под следствием. Только осужденные в карцере лишены этого дара.
Жизнь ребенка священна. Каждый род должен быть продлен. Этот пункт внес в гладиаторский устав император Корнелий за месяц до того, как его застрелили в Колизее. Ни один цензор отныне не может этому помешать. Но что-то было не так…Гладиатор извинился, вышел в спальню и плотно прикрыл за собою дверь. Набрал номер Тутикана. Когда агент Вера снял трубку, послышалось пение, музыка и
пьяный говор. Тутикан в своем репертуаре — пригласил красоток из Субуры и веселится до утра. За двоих. За себя и за Вера.
— Слушай, тут ко мне пришла матрона, покупает клеймо…
— Пусть покупает… — пьяно растягивая слова, пробормотал Тутикан. — У нас еще целых десять клейм в запасе. Сегодня я продал всего три… Одно купил полчаса назад Элий. Причем за собственные сестерции — его сенаторский фонд давным-давно иссяк.
Вер помянул Орка. Придется вернуть деньги. Элий не настолько богат, чтобы позволить себе, выбрасывать пять тысяч сестерциев на чужие прихоти. Наверняка старик сказал сенатору, что его прислал Вер, и Элий без звука выложил нужную сумму. Неужели его друг разучился понимать шутки?
— Мне что-то не нравится в новом заказе. Проверь по своим каналам имя.
Сервилия и Летиция Кар. Запомнил?
— Ну Летиция, ну Кар… Кар… ха-ха… чистое имя. Я помню все запретные наизусть, поверь мне.
— Хорошо, — согласился Вер, — поверю, хотя ты и пьян. — А сам чувствовал — нет, не хорошо, а мерзко, мерзко все. — Какой у нее будет номер?
— Восемьдесят девятый. Отличный номер. Сколько ты с нее заломил?
— Миллион.
— Ты смеешься? Что, так мало шансов?
— Один к ста, а может, и того меньше.
— Ну, тогда да, непременно миллион. Умница, Вер. Клянусь Геркулесом, мы построим тебе на берегу Неаполитанского залива отличную виллу.
— Если она будет хоть вполовину такой же, как у тебя — согласен. Ладно, регистрируй заказ и присылай клейма. Времени почти не осталось.
Вер швырнул трубку и вернулся в комнату. Женщина стояла у окна и смотрела на памятник Траяну. Торговые ряды уже закрывались, и форум быстро пустел. Лишь в залах библиотеки продолжали гореть огни. И в темных нишах мраморные статуи, закутанные в тоги, задумчиво взирали на затихающий после очередного шумного дня Вечный город. Непосвященный не смог бы догадаться, что статуи были.разбиты во время землетрясения, и их год за годом собирали из кусочков, скрепляя металлическими болтами и склеивая синтетическим клеем. На белый с розовыми прожилками мрамор колонн ложились пурпурные отсветы, пурпуром горели стекла в окнах базилики, и даже позолота на черепице отливала багрянцем.
— Наши предки умели возвеличивать не только богов, но и своих властителей, и власть как таковую. Только власть дает бессмертие.
И она продекламировала с пафосом, старательно копируя интонации Юлии Кумской: Римлянин! Ты научись народами править державно — В этом искусство твое! — налагать условия мира, Милость покорным являть и смирять войною надменных!
[8]
