Первые несколько дней Эйла и подумать не могла о том, чтобы уйти далеко от пещеры, но вскоре ей это надоело. Если зимой она поневоле была прикована к жилищу Клана, то в хорошую погоду привыкла свободно гулять по окрестностям. Теперь же она нигде не находила себе покоя. В лесу, вдали от защиты Клана, ей становилось не по себе от страха, вблизи пещеры – не хватало приволья и уединения.
Однажды, собирая в одиночку травы, она добрела до своей пещерки и взобралась на высокогорную лужайку. Излюбленное место подействовало на девочку умиротворяюще. Тут у нее был свой мир: своя пещерка; свой лужок, и даже стадо косуль, которое часто здесь паслось, ей казалось своим. Звери стали почти ручными и не боялись девочки. На открытой площадке она ощущала себя в безопасности – здесь негде было затаиться хищнику. Неожиданно на Эйлу нахлынули воспоминания. Именно здесь она впервые выпустила из пращи камень, здесь убила дикобраза и здесь обнаружила знак тотема.
Праща у нее была с собой: Эйла боялась оставлять ее в пещере, чтобы та случайно не попалась на глаза Изе. Немного поколебавшись, девочка собрала горстку камней и сделала несколько пробных выстрелов. Недаром же она так долго занималась этим, пытаясь превзойти мужчин. Случай с рысью вновь всплыл у нее в памяти.
«Если б у меня был еще один камень, – думала она, – я бы тут же выстрелила и не промахнулась, рысь бы и шевельнуться не успела. – Эйла держала в руке два голыша и смотрела на них. – Если б можно было выстрелить вторым камнем сразу за первым. Интересно, говорил ли что-нибудь об этом Зуг? – Она напряженно порылась в памяти. – Возможно, и говорил, да меня не было рядом, – решила она. – Если я сумею заправить второй камень при движении пращи вниз сразу после того, как выпущу первый, я смогу его выбросить при движении вверх. Интересно, как это получится?»
Эйла сделала несколько попыток, но они оказались такими неловкими, словно она впервые взяла в руки пращу. Тогда она стала отрабатывать ритм: ловить пращу на спуске, держа второй камень наготове, на ходу вставлять его в карман и сразу выстреливать. Голыши часто падали, а если ей удавалось их подбросить, страдала точность. Но для нее важно было то, что способ оказался осуществимым. Она стала отрабатывать его каждый день. Охота все еще пугала ее, но освоение нового метода возродило в ней интерес к оружию.
Когда леса оделись в многоцветье красок, Эйла стреляла двумя камнями так же метко, как и одним. Снаряды отстукивали по вбитому в землю шесту упоительное твак-твак, и Эйла при этом ощущала прилив сладостного тепла. Никто никогда не говорил ей, что выпускать камни из пращи друг за другом невозможно только по той причине, что раньше этого не делали, а следовательно, и не удастся сделать и ей. Именно поэтому она и научилась новому способу метания.
Как-то ранним теплым утром, спустя год с того момента, когда поздней осенью Эйла приняла решение охотиться, она собралась пойти на свой лужок за орехами. Приблизившись, она услышала дьявольский хохот гиены, а когда взобралась наверх, увидела мерзкую зверюгу, копавшуюся во внутренностях старой косули.
Зрелище привело девочку в бешенство. Как осмелилась эта тварь вторгнуться на ее лужок и напасть на ее косулю? Она собралась было прогнать гиену, но вскоре одумалась. У этой хищницы были такие сильные челюсти, что могли запросто перекусить ногу лошади, и не так-то просто было заставить ее убраться от своей жертвы. Эйла быстро сняла корзину, достала пращу и, отступая к краю обрыва, стала искать глазами камни. Туша была уже наполовину съедена, но движение девочки неожиданно привлекло внимание тощего пятнистого зверя величиной с рысь. Гиена встрепенулась, учуяв чужой запах, и повернулась в сторону Эйлы.
Девочка была наготове. Выйдя из-за выступа, она швырнула первый камень и тут же второй – хотя во втором особой необходимости не было, первый уже сделал свое дело. Урок с рысью для Эйлы не прошел даром. На всякий случай она заправила в пращу третий камень и держала в руке еще один. Гиена скрючилась и больше не шевелилась. Девочка огляделась, нет ли поблизости другого хищника, после чего, держа пращу наготове, направилась к неподвижно лежащему зверю. По дороге она прихватила целую кость от оленьей ноги с висящими на ней ошметками недоеденного мяса. У гиены был пробит череп – двигаться она больше не могла.
Глядя на убитого зверя, лежащего у ее ног, Эйла выронила дубинку. Осознание случившегося приходило к ней медленно. «Я убила гиену, – говорила она себе, – убила из пращи. Не какую-то там зверюшку, а гиену, которая могла запросто загрызть меня. Значит, теперь я стала охотником? Настоящим охотником?» То, что она испытывала, было не торжество, не ликование по случаю первой охоты и далее не удовлетворение от победы над сильным зверем. Ее чувство было гораздо скромнее и глубже. Это было сознание того, что она преодолела себя. Оно пришло к ней как духовное откровение, как мистическое видение. С глубоким почтением она обратилась на древнем языке, принятом в Клане, к духу своего тотема:
– Великий Пещерный Лев, я всего лишь девочка, и духовные пути неведомы мне. Но теперь, думаю, я кое-что поняла. Рысь была для меня испытанием побольше, чем Бруд. Креб всегда говорил, что с сильными тотемами непросто жить, но он никогда не обмолвился о том, каким величайшим внутренним богатством они одаривают человека. Креб никогда не говорил мне, что ощущаешь, когда, наконец, понимаешь это. Испытание – это не то, что трудно сделать, а осознание того, что ты можешь это сделать. Спасибо, Пещерный Лев, что ты избрал меня. Надеюсь, я всегда буду тебя достойна.
Эйла продолжала ходить в лес всю осень, пока деревья не сбросили с себя многоцветную листву. Изучая повадки зверей, она выслеживала свои будущие жертвы, однако теперь относилась к ним с большим уважением – как к живым существам и как к опасным соперникам. Сколько раз она уже собиралась было выпустить камень, но какая-то внутренняя сила вдруг удерживала ее от ненужного броска в безобидного для Клана зверя, чья шкура ей была вовсе не нужна! Ею двигало желание стать лучшим стрелком из пращи в племени, но она не знала, что уже достигла этого. Единственным способом дальнейшего совершенствования своего мастерства была охота, поэтому Эйла и приступила к ней.
Однако ее успехи не остались незамеченными и стали приводить мужчин в смятение.
– Я опять обнаружил росомаху, вернее то, что от нее осталось, неподалеку от тренировочного поля, – знаками объяснил Краг.
– А я наткнулся на склоне горы на клочья меха, видать, волчьего, – добавил Гув.
– Да это ведь хищники, сильные звери, они не могут быть женскими тотемами, – вмешался в разговор Бруд. – Грод говорит, нужно сказать Мог-уру.
– Маленькие и средние хищники и ни одной большой кошки. Олени, лошади, козы, овцы и даже кабаны становятся добычей больших кошек, волков и гиен. Но кто охотится на самих мелких охотников? Никогда не видел, чтоб их погибало столько, – заметил Краг.
– Я и сам не прочь узнать, кто их убивает. Хорошо, что вокруг стало меньше гиен и волков, но если нас… Может, Грод сам поговорит с Мог-уром? Вдруг это проделки какого-нибудь духа? – От этой мысли молодого человека бросило в дрожь.
