Книга Жена шута, страница 27. Автор книги Эмилия Остен

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Жена шута»

Cтраница 27

– К вам в дом не забредал Идальго?

– С чего это вы помянули его, Ренар? – удивилась Колетт, даже позабыв на миг о своих душевных переживаниях.

– А к тому, дорогая моя, что я услыхал тут забавные новости. Первый дворянин свиты Генриха, шевалье де Миоссан, намедни имел разговор с известным вам бароном де Саважем. И славный капитан клялся, что поймает Идальго еще до всеми ожидаемой свадьбы. Когда шевалье де Миоссан спросил у барона, чем же ему не угодил наваррский герой, барон отвечал, будто Идальго нанес ему некое личное оскорбление, он преступник и препятствует отправлению правосудия. Тогда шевалье, – продолжал Ренар с удовольствием, – спросил у барона, кто же преступник, если несколько сумасшедших католиков отправляются резать протестантов, хотя мирный договор уже два года как подписан? И коли речь идет хотя бы о последней войне, разве преступление – помогать людям, что спасают свои жизни? На это барон, горячась, ответил шевалье де Миоссану, что католики правы во всем без обсуждений, por derecho de fй [12] , и станут резать того, кого захотят, и тогда, когда захотят и когда Бог им подскажет. Шевалье де Миоссан позволил себе усомниться в правильном толковании всех подсказок Божьих (чьи пути, разумеется, неисповедимы), а также в том, что убийство женщин и детей – это такое уж благое дело, и если посмотреть с этой стороны, то никакой Идальго не преступник, а обычный рыцарь, что защищает слабых. И тогда-то барон поклялся снова, что поймает Идальго и выпытает у него, для чего он совершал свои злодейства – ради веры или ради минутной славы. А так как Идальго – католик, разговор обещает стать куда как интересным.

– Для этого его нужно поймать! – сказал Ноэль, хохоча. – Но Идальго неуловим, и это все знают. Впрочем, если бы я увидал его и он просил о помощи, то непременно помог бы ему. А вы, Колетт?

– О, барон де Саваж уже искал его под нашими кроватями, – ехидно высказалась она. За время речи, произнесенной Ренаром, Колетт пришла в себя. Румянец схлынул, сердце больше не колотилось в неистовом ритме, и Колетт недоумевала теперь, с чего так разволновалась. Ноэль – прошлое, хотя он стоит рядом и кажется таким ярким на фоне остальных людей.

– Как? – вскричал кузен. – Барон искал Идальго в вашем доме?

Привлеченные его восклицанием, к ним с интересом обернулись окружающие, и даже стоявший неподалеку Генрих Наваррский услышал.

– Мой Бог, что вы такое говорите, дорогой Лис? – воскликнул король. – Вы не рассказали мне?

– Ах, прошу прощения, ваше величество! – поклонился Ренар. – Я еще не успел усладить ваш слух этой историей, не слишком подходящей для такого чудесного дня. Ведь на самом деле она печальна!

Посмеиваясь, Генрих подошел ближе, и за ним потянулись остальные; неподалеку Колетт заметила даже герцога Гиза, который терпеть не мог короля Наварры. Ренар уже успел шепнуть жене на ушко, что ненависть Гиза, вполне возможно, объясняется его же нежной симпатией к Маргарите Валуа – взаимной, как поговаривали.

Граф де Грамон, нацепив привычную шутовскую маску, с легкостью увлек слушателей рассказом; в его исполнении пострадавшая супружеская чета выглядела невинно и была достойна сочувствия, а барон – не столько страшно, сколько смешно. Колетт лишь диву давалась, как тонко Ренар превращает де Саважа – нет, не в чудовище, хуже. В глупца.

Выглядеть чудовищем в глазах всех этих людей (правильно Ренар окрестил французский двор стаей гиен!) – не столько обидно, сколько почетно. Выглядеть глупцом – гораздо неприятнее. И если граф де Грамон вовсе не тяготился своей шутовской ролью, отгораживаясь ею от серьезного участия в политических играх, то для барона де Саважа, показавшегося Колетт человеком фанатичным, – это серьезное оскорбление.

К концу великолепного рассказа, когда Ренар принялся описывать сцену в своей спальне, слушатели уже хохотали, и даже недолюбливавшие наваррцев приверженцы католической веры не устояли перед всеобщим весельем. Именно этот момент избрал герой рассказа, барон де Саваж, чтобы появиться перед обществом. Не сопровождаемый на сей раз мушкетерами, но облаченный все в тот же костюм, в котором Колетт видела его впервые, капитан вступил в зал. Позже Ренар заметил, что лучшего мига барон выбрать не мог.

Саважа немедля увидели, и от человека к человеку метнулся шепоток; да и сам барон уже достаточно услышал, чтобы разобраться в происходящем. Сохраняя каменное выражение лица, он направился к окружившей Ренара группе и с большой неохотой, но поклонился Беарнцу.

– О, Господь щедр сегодня! – проговорил граф, глядя на Саважа. – Вот и главный герой нашей истории! Сопутствует ли вам успех, дорогой барон, в поимке самого отъявленного негодяя на свете?

– А вы находите возможным шутить об этом, сударь? – холодно осведомился капитан, мельком глянув на Гиза, однако тот не подал ему никакого знака. – Преступника и его сообщников неоднократно видели в городе, и чем дальше, тем их больше.

– Имя им – легион, а у страха глаза велики, – сказал Ренар. Колетт, глядевшая на него во все глаза, позабыла, что рядом стоит Ноэль, хотя в прежние дни ее никто бы не интересовал, кроме кузена. Но сейчас перед нею стоял ее собственный супруг, и хотя с виду он выглядел обыкновенным бездельником, придворным пустоцветом, – он притягивал взгляды в этот миг сильнее, чем Беарнец.

– Они завели новую моду, – продолжал барон, словно не понимая, что Ренар играет с ним. Если бы Саваж не был столь прямолинеен и включился бы в этот поединок острословов, он скорее завоевал бы симпатии окружающих. Но Ренар успел очаровать их, и бычья упертость не могла сослужить капитану мушкетеров хорошей службы. – Носят горностаевые хвосты, прицепленные к поясу.

– Горностай ведь – один из символов справедливости? – уточнил, забавляясь, Генрих, а стоявший рядом с ним шевалье де Миоссан отвечал:

– Истинно так, ваше величество.

– Хотя бы один недостаток есть у нашего Идальго, – сокрушенно заметил Ренар, – он изводит животных ради собственной прихоти! Впрочем, его можно понять. Не в обиду будет сказано, сир, но в городе множество протестантов, а значит, и черных одежд хватает; как бедняге Идальго отличать сторонников от случайных прохожих?

– Это лишь подтверждает, что он – человек благородного происхождения, – продолжил барон.

– Или ограбил какого-нибудь парижского торговца шкурками, – предположил Ренар под общий смех.

– Возможно, и сейчас он среди нас, вы, насмешник. И пока вы потакаете ему, он все более убеждается в своей безнаказанности. Хотя он не столь неуловим, как кажется, только никто не желает об этом упоминать! Весной мои люди настигли его в Гаскони, – продолжал барон довольным тоном, – и ранили его. И хотя преступник скрылся, я уверился в том, что он не сам дьявол, явившийся из преисподней, а обычный человек – и человек смертный. Возможно, он безумен, – я почти что убежден в том. А вам лишь бы смеяться. Если вы, граф де Грамон, когда-нибудь станете звать на помощь, так как Идальго решит, что вы ему неугодны, – можете не дозваться городской стражи.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация