Сейчас пятеро друзей собрались внутри разбитого дуба. Мэриан сделала это место уютнее, притащив старый ковер из маминой спальни и даже вышивку, висевшую на стене. Робин, правда, стал ворчать, что их любимое место превратилось в будуар.
— Уж лучше будуар, чем разбойничья берлога, — ответила Мэриан. Свеча, стоявшая позади, обрамляла ее лицо ярким светом.
— Что значит «с умом»? — спросил Малыш Джон.
— Ну, не знаю… Но если мы ограбили кладовую приходского попа, значит, сумеем стащить и кольцо у епископа.
— Вместе с пальцем! — воскликнул Малыш Джон, взмахнув кинжалом.
— Если не будет другого выхода, — ответила девушка. — Одно дело связать попа, как поросенка, и совсем другое — отрезать палец.
— И в этом нет ничего забавного, — добавил Робин. — Вы же знаете, что нас воспринимают как Веселых Молодцов, а не как кровопийц.
Все рассмеялись, а Мэриан задумалась. Чтобы взять епископа, нужны ловкость и хитрость. Она вспомнила поговорку, которую упомянул Робин, впервые рассказывая ей про разбитый дуб: «если рыцарь стоит на краю, он силу утрачивает свою». И в самом деле, продолжалась игра в шахматы, а они оказались в самом центре доски. Движения рыцаря по сравнению с епископом слишком ограничены. Рыцарь — единственная фигура, которая может прыгать через другие. Однако мошенник, тоже одна из очень важных фигур, выполняет свою роль, обычно в середине игры. «Значит, представим, что мы рыцари, — подумала девушка, — но когда наступит время, в дело вступят мошенники — мои соколы!»
— Вот что я придумала, — сказала она. — Я слышала вчера на рынке, что епископ каждые две недели отправляется обедать к настоятельнице. Он едет по северной дороге. Нам нужен большой дуб на повороте.
— Я знаю один такой, — ответил Робин. — Если идти прямо в лес от этого дуба, то настреляешь лучших оленей в Англии. Я подстрелил парочку на прошлой неделе и раздал мясо нескольким деревенским семьям в Чиллингхэме.
— Это мысль! — воскликнула Мэриан.
— Что за мысль? — спросил Роберт.
— Мы убьем жирного оленя. Это будет наш дебютный ход. Но мы не станем разделывать его в лесу, а притащим к дороге и подвесим на дереве.
— Сдурела, что ли? — сказал Скарлет. — Нас тут же схватят.
— Точно. Мы будем приманкой. — Девушка посмотрела на Календулу, примостившуюся у нее на плече и расправившую крылья. Пристально поглядела в глаза птице. Вспомнилось, как впервые, обучая Календулу гоняться за добычей, давала ей окровавленные крылья жаворонков. — То есть сперва мы будем приманкой, а потом — станем соколом и сядем на руку, но не сокольничего, а негодяя, епископа, и я заберу у него кольцо.
Робин поглядел на нее:
— Она знает свое дело. Поступим, как предлагает Мэриан. И помните, что мы должны добыть камень ее матери.
Эти слова запали девушке в сердце. В них звучало глубокое, неподдельное уважение. На глаза навернулись слезы. Робин наконец-то признал ее равной.
Январь 1193 года
Глава 24
На руку
Впервые отпустив сокола в полет на привязи, не ждите, что после этого он станет покорно сидеть на насесте. Сперва птица будет беситься… но позвольте ей до всего дойти самой.
— Нет, нет! Так пастуший плащ не носят, Скарлет, — произнесла Мэриан мягко.
Пятеро друзей собрались возле придорожного дуба. На всех была одежда из грубой серой ткани. Мэриан сперва набросила плащ на плечи Скарлету, потом обернулась, чтобы помочь Робину. Ее пальцы проворно управились с плащом Скарлета, а вот с Робином сразу не получилось — рыжие вьющиеся волосы, росшие на груди, выбивались из-под ворота.
— Если бы у тебя не было усов, я бы тебя поцеловал, — прошептал Робин.
У Мэриан задрожали руки. Она попыталась справиться с завязками его плаща, но не смогла. Заметил ли он? Покраснела ли она? И чтобы скрыть неловкость, девушка сказала резко:
— Не дури! Сейчас не до шуток.
— Значит, твои усы настоящие?
Мэриан оставила в покое плащ, отступила и посмотрела на Робина. Вымученно улыбнулась и, указав на пастуший посох у него в руках, сказала как можно холоднее:
— Робин, не держи его словно меч. Он предназначен для того, чтобы сгонять скот, а не сражаться. Пока, по крайней мере. Так, а где олень?
— В кустах, — ответил Робин, указывая на заросли ежевики.
Девушка поглядела на бледное январское солнце, то и дело закрывавшееся облаками, напоминавшими шерсть.
— Кажется, скоро полдень. Епископ вот-вот появится. Вытаскивайте оленя, и начнем разделывать его.
С неба падали снежные хлопья, но головы друзей покрывали глубокие капюшоны, не только защищая от мороза и ветра, но и отставляя лица в тени. Мэриан приклеила несколько прядей своих волос к верхней губе, чтобы получилось похоже на первые юношеские усики. Она разработала довольно сложный план, поэтому пришлось вспомнить все, что она знала о соколиной охоте. Девушка оставила приманку для епископа — оленя, убийство которого в королевских лесах запрещено. И в то же время она должна была сама опуститься на руку. На руку с камнем, принадлежавшим ее матери. Календула и Улисс наблюдали с воздуха. Если дела пойдут плохо, девушка прикажет им нападать.
— Кажется, едут, — сказала Мэриан, заметив, что ее птицы исчезли из виду.
Малыш Джон опустился на колени и приложил ухо к земле.
— Я слышу стук копыт. Похоже, дюжина всадников.
«А нас всего пятеро!» — подумала Мэриан. Но в придорожных кустах пряталось еще несколько парней. И они вступят в бой по первому звуку рога Робина.
— Займемся делом, — произнес Робин и, вынув нож, сделал надрез на шкуре убитого оленя. Топот копыт раздавался все отчетливее, теперь слышалось и тяжелое дыхание лошадей.
— Что тут происходит? Кто убил королевского оленя? — раздался гневный рев епископа.
Его руки были в перчатках, однако Мэриан даже через них разглядела сверкающий сапфир.
Она сжала зубы и покрепче ухватила нож, которым только что начала разделывать оленя.
— Так это королевский олень или принцев? — спросил Робин дерзко.
— Королевский, — ответил епископ, ухмыляясь. И эта ухмылка совсем не понравилась девушке. А вдруг он хочет сказать, что принц Джон стал королем? Что Ричард умер?
Но Робин продолжал как ни в чем не бывало:
— Как видите, мы пастухи. Но сегодня решили поохотиться и убить жирного оленя.
— Ты отчаянный парень. Король узнает о твоем преступлении.
— Разумеется. Когда король вернется из Крестового похода, мы спросим его, чей это олень.
— А разве он вернется? — хихикнул епископ. — Мы только что слышали, что он в плену.
— Что? — воскликнули ребята.
