Гунналуг замолчал, не завершив фразу. Он любил оставлять поле для раздумий. Пусть Торольф понимает сказанное как хочет…
* * *
Двигались быстро, не боясь усталости. Воинам вообще не положено бояться усталости, и смешно было бы услышать от человека, вооруженного мечом и щитом, что ему трудно идти, потому что он устал. Тогда ему вместо меча следует давать в руки кнут, и пусть неторопливо пасет коров, а когда устанет, пусть под деревом приляжет. Торольф Одноглазый настаивал на скорости передвижения и поручил Торстейну Китобою следить, чтобы никто не отставал. Сильно задерживали колонну воинов рабы. Так сильно, что Одноглазый, чувствуя, что дальше терять время уже рискованно, в конце концов принял решение. И в середине следующего дня оставил пятерых воинов в качестве охраны, дав разрешение не церемониться с пленными, потому что с рабами церемониться вообще нельзя, иначе они забудут о том, что они рабы. А сам с остальными двинулся быстрым маршем. Пятеро уследят за скованными цепью женщинами и детьми, идущими рядом с матерями. Только колдун не захотел расставаться со своими пленницами, и Всеведу с дочерью Заряной заставляли идти быстрее. Всеведа, впрочем, умела не уставать, какими-то, видимо, заклинаниями или заговорами поддерживая свои силы. Уставала только девочка, но мать и ее поддерживала непонятными певучими словами, незнакомыми даже тем, кто знал славянский язык. Слова эти оказывали сильное действие. И девочка их без конца повторяла, что помогало ей. Более того, даже воины, что шли рядом, выглядели, как ревниво заметил Гунналуг, более свежими и сильными, чем остальные. Должно быть, сила заговора и их доставала хотя бы частично. В итоге пленники втянулись в общий ритм передвижения и шли наравне с самыми выносливыми воинами, ни в чем им не уступая. И опять Китобой следил, чтобы колонна сильно не растягивалась. Хуже всех марш выдерживали десять боевых троллей, не привычных к долгим переходам. Троллям было тяжело таскать свое весомое сильное тело, к тому же утяжеленное мощными доспехами. Но и им пришлось привыкать. Торстейн, рассердившись, сказал их предводителю, что, если тролли еще хотя бы раз отстанут, колдун Гунналуг навсегда превратит их в дварфов. Это для гигантов оказалось невероятно страшной угрозой, и они старались держаться внутри колонны, корчили страдальческие рожи, однако передвигались вровень с остальными.
Но дела на пути пошли совсем не так успешно, как вначале, и поговорка об успешном начале как залоге успешного окончания не срабатывала. За первые три дня Торольф сумел пополнить свою колонну всего лишь сотней воинов, хотя рассчитывал на большее. Однако его репутация не торопила людей к заключению союза, и Гунналуг уже помочь ничем не мог. И даже авторитет Торстейна, на который Одноглазый надеялся, не помогал. В середине следующего дня частично оправдались дальнейшие надежды и удалось нанять пять десятков берсерков. Правда, цена договора явно превышала разумный предел, тем не менее Одноглазый пошел на это, рассчитывая позже пересмотреть договор в свою пользу. Возможность к этому была, поскольку оплата услуг должна была производиться только через месяц после выборов конунга. К тому времени можно было бы что-то и придумать. Да и Гунналуг мог тогда уже набрать силу и как-то на берсерков повлиять. А влиять он умел, как говорил пример с десятком боевых троллей. Да и боевые действия вести наверняка за месяц придется. И количество берсерков может значительно уменьшиться, если ставить их на самые опасные участки. А если не захотят выполнять приказ, тогда договор тем более можно пересмотреть. Таким образом, в составе войска Торольфа уже была целая сотня берсерков, на которых он полагался даже больше, чем на троллей.
Но в тот же день, к вечеру, пришли и новые неприятности — Гунналуг не смог взобраться в седло после короткого привала. И колдуну спешно соорудили носилки, которые тролли и несли, время от времени сменяя друг друга. Тролли были слабы на ноги, в отличие от простых воинов, но руки имели мощные и не знающие усталости. Носильщики из них получились хорошие. А страх перед колдуном, способным из великанов сделать карликов, заставлял этих самых великанов делать каждый шаг с осторожностью, чтобы не трясти носилки. Да и путь уже приближался к концу. Хотя пришлось его слегка удлинить, совершая полукруг, чтобы обойти дорогу на Ослофьорд. Гунналуг не хотел, чтобы видели его подготовку к собранию бондов. Так, обходными путями, походная колонна и вошла в Швецию, в приграничные земли Дома Синего Ворона, и напрямую направилась к главной усадьбе, куда просил доставить его колдун.
Впрочем, ярл Торольф не собирался там задерживаться долго. Его ждали еще собственные неотложные дела. Коротко переговорив с Гунналугом, Одноглазый оставил в Доме Синего Ворона две сотни своих новых воинов на постой, который им колдун обещал обеспечить, а сам с остальными отправился в дальнейший путь, теперь уже в обратную сторону. Напрямую ему было идти недалеко. Но путь напрямую лежал через земли Дома Конунга, а Торольф не знал наверное, вернулся ли домой Ансгар, и предпочитал не показывать мальчишке, какое войско он подготовил, чтобы тот не стал спешно собирать войско себе. Все же у Кьотви было много старых добрых друзей, в основном из мелкопоместных и не влиятельных ярлов, на которых он опирался, и эти друзья могли поддержать сына, как всегда поддерживали отца, собрав воедино свои разрозненные силы. Но из маленьких капель набирается кружка воды. Точно так же можно собрать и воинов. Конечно, друзья отца вовсе не обязательно должны были поддержать сына, потому что в мальчишку и в то, что он сумеет править страной, поверить трудно, но вероятность такая тоже существовала, и следовало соблюдать предельную осторожность, не настораживая противника раньше решающего момента. А узнать что-то об Ансгаре возможности пока не было. В Доме Синего Ворона такой вопрос встретили с удивлением: они не обязаны следить за соседями, отношения с которыми всегда были и остаются натянутыми. Больше и спросить было пока некого.
Земли Дома Конунга обошли стороной, и, как и прежде, обошли стороной окрестности Ослофьорда, главного селения Норвегии, пока еще не претендующего на звание города, но разрастающегося год от года. Большой и удобный фьорд делал это место популярным у моряков. А за Ослофьордом уже лежали земли самого Торольфа Одноглазого — его главное имение с обширными лежащими и по берегу, и в глубине суши землями. Само поместье устроилось на берегу небольшого, но хорошо укрывающего суда фьорда. Но только свои суда, потому что чужие лодки в свой фьорд Торольф Одноглазый пускал только во время бури на море, когда больше укрыться было негде. Но это был уже вопрос не его доброй или недоброй воли, а общепринятая норма, нарушать которую могли только люди, сами никогда не выходящие в море, типа ярла Ингьяльда. Торольф не нарушал, убежище предоставлял всегда, и даже предоставлял морякам скромное гостеприимство в своем доме, и за это его во время плавания пускали по необходимости в другие, чужие фьорды. И точно так же предоставляли экипажу и воинам убежище от непогоды. И этот закон работал везде, где бы Торольф ни плавал.
Несмотря на то что Торольф Одноглазый выбрал себе для передвижения ночное время, заметить его колонну все равно могли бы, поскольку предосенние ночи в полуночных землях светлы, почти как день. Едва колонна, заметно уменьшившаяся после разделения, вступила в земли Торольфа, как навстречу попались его люди, приготовившиеся к встрече. Им уже доложили, что ярл приближается, и даже доложили, с какой стороны его следует ждать. Домашние люди были приучены встречать ярла из похода обязательным праздником. Но в этот раз Торольф праздника не захотел, потому что его длительный поход не закончился.
