– Ну а как же завтра, я тебя увижу?
– Да, – ответил он.
Он знал, что не сможет прийти, потому что должен помочь Милдред перебраться на новую квартиру, но у него не хватило мужества сказать «нет». Он решил, что пошлет телеграмму. Милдред утром посмотрела комнаты, осталась ими довольна, и после обеда Филип поехал с ней в Хайбэри. У нее были сундук для платьев, другой сундук для всякой всячины: подушечек, платков, которыми она покрывала абажуры, рамочек – это, по ее мнению, придавало комнатам уют – и, кроме того, две или три большие коробки, но весь ее багаж в общем поместился на крыше кареты. Когда они проезжали по Виктория-стрит, Филип забился в самую глубь экипажа, чтобы его не заметила Нора, если бы она случайно попалась им навстречу. Он не успел дать телеграмму и не мог ее послать из почтовой конторы на Воксхолл-Бридж-роуд, потому что ее удивило бы, как он попал в этот район, а если уж он туда попал, то почему не зашел на соседнюю площадь, где она жила. Он решил, что лучше, пожалуй, все-таки зайти к ней хоть на полчаса, однако эта необходимость раздражала его; он злился на Нору за то, что она вынуждала его идти на пошлые и унизительные увертки. Зато он был счастлив, что рядом с ним Милдред. Ему нравилось разбирать вместе с ней вещи, и он испытывал пленительное чувство обладания, устраивая ее на этой квартире, – ведь это он выбрал ее и за нее платил. Он не разрешал Милдред утомляться. Помогать ей доставляло ему удовольствие, а она отнюдь не стремилась делать сама то, что за нее соглашались делать другие. Он распаковал и развесил ее платья. Так как она, видимо; не собиралась никуда выходить, Филип подал ей комнатные туфли и снял с нее ботинки. Услуживать ей было для него наслаждением.
– Ты меня портишь, – сказала она, ласково ероша его волосы, когда он стоял перед ней на коленях и расстегивал ботинки.
Он схватил ее руки и стал целовать.
– Какое счастье, что ты здесь, со мной!
Он разложил по местам подушечки и расставил фотографии. У нее было несколько ваз из зеленой глины.
– Я тебе принесу цветов, – сказал Филип.
Он с гордостью оглядел комнату.
– Раз я больше никуда сегодня не выйду, дай-ка я надену пеньюар, – сказала она, – ну-ка, расстегни мне сзади платье.
Она спокойно повернулась к нему спиной, словно он был женщиной. Да как мужчина он для нее и не существовал. А его сердце переполнилось благодарностью – ведь такая просьба была признанием близости. Он расстегнул крючки неловкими пальцами.
– Первый раз, когда я увидел тебя в кафе, мне и в голову не могло прийти, что я когда-нибудь стану расстегивать тебе платье, – сказал он с деланным смехом.
– Да ведь кому-нибудь надо же его расстегнуть.
Она вышла в спальню и накинула бледно-голубой пеньюар, отделанный массой дешевых кружев. Тогда Филип усадил ее на диван и приготовил чай.
– К великому сожалению, я не смогу выпить с тобой чаю, – сказал он огорченно. – У меня тут неподалеку одно ужасно противное дело. Но через полчаса я вернусь.
Он боялся, что она вдруг спросит, какое у него дело, но Милдред не проявила ни малейшего интереса. Когда Филип платил за комнаты, он заказал обед на двоих и намеревался спокойно провести с ней вечер. Ему так не терпелось поскорее вернуться, что он сел в трамвай, который шел по Воксхолл-Бридж-роуд. Он решил сразу же сообщить Норе, что не сможет пробыть у нее больше, чем несколько минут.
– Знаешь, я ведь зашел только на тебя взглянуть, – сказал он, войдя в комнату. – Я ужасно занят.
Лицо у нее вытянулось.
– А что случилось?
Его злило, что она вынуждает его лгать, и он почувствовал, как краснеет, рассказывая ей, что у них в больнице практические занятия, которые он не может пропустить. Ему показалось, что она смотрит на него с недоверием, и это еще больше вывело его из себя.
– Ну что ж, ладно, – сказала она. – Зато мы пробудем вместе весь завтрашний день.
Он растерянно на нее поглядел. На другой день было воскресенье, и Филип мечтал провести его с Милдред. Этого, уверял он себя, требует простая порядочность: не может ведь он бросить ее одну в чужом доме!
– Ты меня, пожалуйста, прости, но завтра я тоже занят.
Он понимал, что сейчас разыграется сцена, которой ему больше всего на свете хотелось избежать. Щеки Норы запылали.
– Но я ведь пригласила Гордонов на обед. (Это были актеры, муж и жена, которые играли в провинции и на воскресный день приезжали в Лондон.) Я тебя предупредила об этом неделю назад.
– Ты меня, пожалуйста, прости, но я совсем забыл. – Он запнулся. – Боюсь, что никак не смогу прийти. Ты никого не можешь позвать вместо меня?
– А что же ты завтра делаешь?
– Мне не нравится этот допрос.
– Ты мне не хочешь сказать?
– Пожалуйста, я скажу, но, ей-Богу же, противно, когда тебя заставляют отчитываться в каждом твоем шаге!
Нора вдруг переменила тон. Сделав над собой усилие, она сдержалась и, подойдя, взяла его за руки.
– Ну, прошу тебя, не огорчай меня, Филип. Я так мечтала провести завтрашний день с тобой. И Гордоны очень хотят тебя видеть, мы чудесно проведем время!
– Да я бы с радостью пришел, если бы мог.
– Я ведь человек нетребовательный, правда? Я не часто тебе надоедаю с просьбами. Неужели ты не можешь отменить свое гадкое свидание – ну хотя бы в этот раз?
– Ты меня, пожалуйста, прости, но я, право же, не знаю, как это сделать, – ответил он ей сердито.
– Ну скажи мне, куда ты должен идти? – спросила она его очень ласково.
Теперь она уже не могла поймать его врасплох.
– Приехали сестры Гриффитса, и мы должны их куда-нибудь сводить.
– И это все? – обрадовалась Нора. – Ну, Гриффитсу нетрудно будет найти кого-нибудь другого.
Он пожалел, что не придумал отговорки посерьезнее. Ложь была глупая.
– Нет, ты меня, пожалуйста, прости, никак не могу! Я обещал, и мне нельзя не сдержать слово.
– Но ты же обещал и мне. Ведь я-то как-никак важнее.
– Ты зря настаиваешь, – сказал он.
Она разозлилась.
– А ты так и скажи, что не приедешь потому, что не хочешь! Не знаю, что ты делал последние дни, но тебя словно подменили.
Он взглянул на часы.
– Пожалуй, мне пора.
– Значит, ты завтра не придешь!
– Нет.
– Тогда не трудись приходить вообще! – закричала она, совсем потеряв самообладание.
– Как тебе будет угодно.
– Не смею вас больше задерживать, – произнесла она с иронией.
Пожав плечами, он вышел. Его радовало, что он отделался так легко. Слез, во всяком случае, не было. По дороге к Милдред он поздравлял себя, что удачно выпутался из этой истории. Он зашел на Виктория-стрит и купил Милдред цветов.
