Утром на краткой планерке директор госпиталя обрисовал ситуацию:
— Спасибо военным, час назад нам пополнили склады. Еще на неделю есть материалы и препараты… В остальном ситуация сложная. Хирургических бригад шесть, экстренных операций уже на утро тринадцать. Электричество и вода пока из городской сети, но из муниципалитета уже звонили и предупредили, что к вечеру могут все отключить… У кого есть возможность, просите близких подъехать сюда. Я же настоятельно не рекомендую никому покидать границы комплекса ни в одиночку, ни группами. Вчера вечером мы так потеряли одну из реанимационных машин. Выехали за продуктами в ближайший магазин, и нарвались на мародеров…
Стоявшие вдоль стен тесного кабинета врачи и медсестры тихо зашептались между собой. Завершая планерку, директор обозначил ключевые пункты на ближайшее время:
— Итак, дамы и господа. Нам надо продержаться неделю. При этом — не потерять больных, если это возможно. Пока есть энергия от города, работаем на ней. Потом — запустим дизели. Постарайтесь максимально по объему решить проблемы с хирургией, а выхаживать потом будет легче… Надеюсь, за неделю ситуация нормализуется. Все, работаем.
И мы пошли снова по операционным и палатам. Чтобы наши пациенты увидели мир, который останется после мятежа. Потому что любой мятеж рано или поздно заканчивается, а люди — остаются. И лучше, чтобы они оставались живыми, а не мертвыми…
* * *
Через три дня я подумал, что нам повезло. Всем повезло. Потому что военные действия скатились к редким вылазкам спецназа вдоль прибрежной линии. Неуловимые команды перехватили еще пару крупных шатлов с бегущими корпоративщиками, выборочно отстреляли по списку пассажиров самые одиозные фигуры, и снова исчезли. Полиция поначалу сцепилась с мародерами и взбунтовавшимися латино и ганга-кварталами, но быстро вымелась оттуда, потеряв в полномасштабных боях кучу народа. Перепуганные до смерти состоятельные обитатели метрополии надавили на все возможные рычаги и развернули большую часть армейских подразделений в пригороды, заставив их охранять свои бесценные тела. Похоже, кровопускание в Аппике произвело неизгладимое впечатление на нежные души лучших слоев нашего общества. Журналисты даже начали поговаривать о судебных процедурах, переговорах с хунтой и возможных условиях будущего соглашения.
На фоне этой болтовни мы закончили экстренную хирургию, и теперь лишь клали на стол несчастных, кого в первые дни переводили из разряда «абсолютно критических» просто в «критические». Даже количество битых и резанных с улицы уменьшилось. Местный криминал успел растащить наиболее лакомые куски чужой собственности, и теперь присматривал за общим порядком на вверенной территории.
А потом вырубилась спутниковая связь, чтобы через час взорваться телетайпными сообщениями: внешние корпорации высаживают наемные дивизии для окончательного свержения хунты и установления власти совета директоров. После чего хрупкий мир покатился в пропасть, оставив после себя лишь дымящие остовы небоскребов.
* * *
Я сумел «достучаться» до ротного только через один из запасных номеров, привязанных к частному коммуникатору. Еле различимый в полумраке какого-то подвала, капитан Кокрелл обрадовался звонку, словно получил новогоднюю премию:
— Док! Черт возьми, как хорошо, что ты нашелся… Как ребята, как сам? Ага, понял, понял… Слушай внимательно. Завтра на тебя выйдет человек, которого ты хорошо знаешь. Он скажет, что дальше делать. Пока же постарайся сильно не отсвечивать и готовь ходячих парней к эвакуации. Что говоришь? В бой рвутся? Будет им бой, будет… Много чего будет. Но пока — сидите как мышки, и чтобы ни одна зараза про вас не слышала. Завтра все узнаешь… И еще одно, док. Поаккуратнее там, ладно? А то у меня от роты опять осталось меньше половины. Обидно будет еще и вас потерять…
На этой странной оборванной ноте мы закончили разговор. А рано утром я встретился в предбаннике морга с тем самым старым знакомым: генералом Штадтом. Бритый налысо командир сводной бригады в аляпистой гавайской рубахе и мятых шортах совсем не походил на командующего «озверевшими людоедами», как его называли в прессе. Поздоровавшись, Штадт похлопал себя по груди и усмехнулся:
— Спасибо, Убер, знатно меня тогда подштопал, бегаю как молодой мальчик… Ладно, давай о деле. У тебя двое суток на то, чтобы малыми группами вывести раненных из госпиталя. Координаты точек эвакуации я тебе дам.
— С этим проблемы, господин генерал. Я вывез пятьдесят шесть человек из зоны боев, семеро умерло уже здесь. Осталось еще пятнадцать «тяжелых», которых нельзя транспортировать. Тридцать четыре человека ограниченно годны к прохождению службы. Пятеро из них почти полностью поправились, остальные могут пользоваться оружием, но не переживут любое боестолкновение.
— Не будет столкновений, старший лейтенант. Мы уходим в подполье. Парням оформлены другие личные дела, провели их по хозяйственным службам. Два-три месяца отлежатся подальше от наемников и полиции, потом передислоцируем в более спокойное место.
— Уходим?
— Да. С планеты мы точно уходим. Ядро бригады на днях, остальных заберем позже, когда снимут блокаду с внешних рейсов и перестанут трясти пассажиров.
— Где меня подберете?
— Извини, Убер, но ты останешься пока здесь.
Я попытался пропустить это замечание мимо ушей:
— Вам нужен специалист. Потери в бригаде высокие, ребята гибнут без медицинской помощи. Скажите, где меня подхватит развед-тройка, буду там ждать.
Но генерал лишь покачал головой:
— Нет, старший лейтенант. Это приказ. Ты остаешься здесь, в городе. Выводишь ребят, готовишь базу для нетранспортабельных, и при первой же возможности переправляешь их на новое место. Мы перехватили пакет приказов. Грядет тотальная зачистка. Нужно залечь на дно, пока наемные «варяги» не закончат отрабатывать деньги, и не встанут тихим пьяным лагерем где-нибудь на военных базах.
— Но…
— Ты что, Убер, не слышишь?! Кому ты сейчас нужен там, в трубах нефтеперегонных заводов или шахтах погрузки космопорта? Сдохнуть мечтаешь, не успев спасти никого из сослуживцев? Нет там тебе места, слышишь, нет! Снайперская война и бесконечные вылазки в железном лабиринте. Остатки бригады против двух дивизий, и это лишь начало. Ваши игры в кишках вулкана — детский лепет, по сравнению с тем, как нас сейчас давят. Хочешь стать обузой, гробануться бездарно, забрав с собой парней? Нет? Тогда делай то, что умеешь лучше всего. Спаси ребят, которых вывез, а через полгода, или даже год, я тебя найду… Понял? Твое место сейчас здесь. Там — раненных не бывает. Только убитые и пока еще живые…
Мне было очень горько. Умом понимал, что генерал прав, но сидеть здесь, в чистенькой спокойной больнице, когда ребята подыхают под огнем противника, и не иметь возможности помочь…
— Я постарался, чуть подправил твое личное дело. Ради штабистов даже пальцем бы не пошевелил, но для тебя сделал… Ты теперь у нас — борец с режимом. Все твои выходки должным образом отмечены. И мордобой, и неподчинение приказам. Вся твоя партизанщина отретуширована. И ты уволен из рядом спецназа две недели назад, как отказавшийся выполнять очередной приказ… В Аппике ты был уже штатским, работал под принуждением. И когда поднимут архивы и начнут штамповать уголовные дела, ты останешься в стороне… По крайней мере, я на это очень надеюсь…