Парней будто током шарахнуло. Выхватив из карманов ножи, они отскочили и завертели головами. Видимо, приняли меня за «подсадную утку», рядом с которой должны появиться другие люди: вооруженные до зубов и готовые убивать. Увидев, как перепугались два шакала из стаи, подтянулись остальные, обступив меня плотным кольцом. Пошептавшись, беседу продолжил уже главарь: крепкий мальчуган с кучей позолоченных колечек на издырявленном левом ухе:
— Слышь, мужик, ты кто? И что тут делаешь?
Я обхватил голову руками и постарался понять: действительно, кто же я? Кто сидит здесь, в куче мусора на краю разумного мира, перевернутого вверх тормашками?
— Я? Я — доктор. Бывший старший лейтенант спецназа… Я с парнями был в местной больнице, лечил их после ранений. А потом приперлись безмордые наемники, и пустили нас в расход. Всех… И теперь мои парни лежат в миле отсюда, в грязном котловане. А я пока здесь… До ближайшего патруля…
И я засмеялся, представив рожи полицейских, когда они найдут меня в набегающих сумерках.
Шпанята зашушукали, тарахтя еле слышными словами:
— Доктор? Лепила? А! Точно, был такой… Ты видел? Видел? Когда? Точно он Шрушу «чинил»?… Да отстань ты, где того зацепили! Идиоту не надо было в магазин с хозяином лезть, вот и подстрелили!.. Но это он? Без дураков? Хоть и без халата, рожу ведь его видел?… Доктор, во как… А в карьере точно жмуриков нашли, целую кучу…
Присев рядом со мной на корточки, вожак стаи переспросил, потеряв в голосе большую часть ненависти и настороженности:
— Слышь, мужик, на базу тебе нельзя. Там сожгли все, по новостям показывали. И патруль тебя шлепнет тут же, даже гадать не надо… Может, кто у тебя знакомый есть, кто укроет? Ну, местный кто-нибудь, или «в законе»? Тебе спрятаться надо, чтобы в карьере не оказаться. Знаешь кого нибудь?
Я перестал хохотать, вытер истерические слезы и постарался вспомнить, кто бы мог меня приютить в это странное время. Да еще так приютить, чтобы мое необдуманное появление не привело «хвост» на те несколько тайных точек, куда я переправил ходячих раненных. Я называл вслух каких-то подруг и собутыльников из прошлой жизни, потом сам же вздыхал и отвергал неудачную кандидатуру. Видимо, я тогда получил приличное сотрясение головного мозга, потому что лишь через несколько минут в сознании промелькнуло еще одно имя:
— Слушай, а ребята из Конгеладо меня смогут спрятать? Я неплохо знаю Ромеро из «Бакареллы». Если ему позвонить, может что посоветует.
— Ромеро? Мужик, а ты не гонишь, часом? Братва из Конгеладо — серьезные люди. Если ты им должен, а теперь решил их именем прикрыться, лучше самому к жмурикам шагнуть.
Но я уже суетился, пытаясь найти какой-нибудь дешевый «комм» в пустых карманах драного медицинского костюма:
— Не, серьезно. Мне бы только до него достучаться. Ромеро подскажет, в какую дыру забиться, у него должны быть знакомые здесь… Черт, да куда я его дел? Неужели там, в морге остался?…
Имя моего друга сыграло магическую роль, и через минуту я уже смотрел на его лицо, нахмурившее брови с потертого экрана:
— Респетадо, кто это тебя так? Что, парни ошиблись и решили чуть-чуть снять с тебя стружку? Нет? Все наоборот?… Хорошо, верю, верю, пусть не трясутся. Так… Давай их старшего, я сейчас растолкую, куда тебя забросить. На ночь тебя укроют, а утром Патти тебя заберет…
И я спрятался на долгие три месяца на складах с «дурью», откуда гангстерский анклав Конгеладо снабжал половину побережья. Спрятался, чтобы сохранить себе жизнь…
* * *
Иногда человек верит в то, чего не может быть. Никогда. Но мы ненавидим это страшное слово и придумываем себе лазейки, чтобы обойти его, или хотя бы отодвинуть чуть-чуть подальше, замаскировав холодный бездушный смысл проклятого «никогда». И я не исключение.
От хунты осталось восемь человек. Бывших полковников, по скромности душевной объявивших себя «новыми главнокомандующими». Когда наемники подтянули в лабиринт припортовых коммуникаций две дивизии, потом еще две, новое правительство планеты посчитало потери от непрекращающихся боев и решило пойти на переговоры. В результате которых остатки хунты с большей частью капиталов нашли себе место где-то в других мирах. Собранным в кучу верным войскам «полковников» дали коридоры для вылета с планеты и назначили дату отправки.
Отбытие бывших повелителей метрополии проходил тихо, без шумихи. Я неоднократно представлял себе, как маленький шатл захлопывает двери, оставляет после себя выхлоп прогретых двигателей и взмывает в затянутое тучами небо. А потом на спецназ, грузившийся в грузовые корабли, сквозь косые струи дождя валятся набитые бомбами штурмовики. И за усиленной танками цепью наемников начинают грохотать батареи, превращая поле космодрома в море огня, забитое пылающей техникой. Совет директоров посчитал, что им выгоднее списать с баланса шесть грузовозов, чем потом вспоминать ночные рейды «непримиримых» и расстрелы своих предшественников, вспоминать и ждать, когда за ними снова придут. Хунта в обмен на свободу сдала парней, умиравших за преданные идеалы. И, вместо шанса жить под чужими звездами, мои сослуживцы получили лишь возможность попасть в сводки экстренных новостей, где на сводную бригаду в очередной раз списали все возможные прегрешения нашего безумного мира.
Я не видел, как отстреливался Самсон, прикрывая раненного Тибура. Не видел, как танки проутюжили остатки броневика, где укрылся в последний раз мой ротный, капитан Кокрелл. Я не видел, как умер над телом генерала Штадта его бессменный адъютант. А раз не видел, то они живы. Как говорил мой балагур-спаситель Лопес: «если я не смотрел в лица мертвых, то оставляю шанс друзьям вернуться домой». Когда-нибудь они вернутся, мои верные товарищи, я в это верю. Потому что не могу сказать себе: «я их не увижу никогда». Черта с два! Они вернутся, хотя бы в моих снах. Чтобы сказать снова и снова:
— Ты придурок, док, как только носит тебя земля. Наш старый верный док…
Вот только генерал Штадт все не звонит. Хотя я держу коммуникатор постоянно включенным… Но он молчит…
* * *
Весна, холодная и дождливая, больше похожая на перевалившую через снегопады осень. Стук тяжелых капель в окно, режущий глаза свет из вереницы плафонов.
— Господин Убер, мы рассмотрели ваше личное дело. К сожалению, в косметологических клиниках вакансий пока нет. Но, если вы готовы подождать, мы запросим другое побережье.
— Спасибо, меня вполне устроит что-нибудь из неотложной терапии. Можно в пригородах.
— Но с вашей квалификацией…
— Прошу прощения, но я за время волнений провел больше времени в реанимационной, чем в салоне хорошей клиники. Поэтому согласен на ставку простого хирурга.
— Боюсь, вы тогда потеряете в зарплате. Все же муниципальные службы платят мало, а экономика сейчас в упадке, власти не доплачивают бедным районам.
— Ничего, потерплю. Будет куда как хуже, если у меня дрогнет рука, и я испорчу чужую бровь. Или кто-нибудь в отделе кадров заглянет в мои бумаги и решит, что лучше обезопасить клинику от нежелательного элемента, выпнув меня на улицу…
