Поэтому обличение Василия означало обличение ее самой. Но
все угрызения совести, которые терзали его остаток ночи и нынешнее утро, вдруг
навалились скопом и принялись мучить. Раскаяние — вот что он чувствовал, когда
глядел на скромно склоненную голову, видел тонкую кисть, обрамленную цветочным
запястьем, — ужасное раскаяние за грубость! И ему пришлось, чтобы скрепить
сердце, поглядеть на трех великолепных слонов, стоявших поодаль. Вот такой же
слон влачил вчера по сухой каменистой земле злополучного садовника!
Василий радостно ощутил, что вновь ожесточается, с
ненавистью покосился на Варю — и обнаружил, что она тоже смотрит на слонов, а
лицо ее при этом имеет самое хмурое выражение. Он мог бы спорить, что девушка
сейчас подумала о том же, о чем думал и он: о казни садовника!
Заметив, что Василий глядит на нее, Варя независимо вскинула
голову и с надменным видом повернулась к магарадже, который как раз подал знак
поднести ему сосуд с неизменным розовым маслом.
— Скажите, достопочтенный, — произнесла она таким
неприязненным тоном, словно говорила не с владыкой огромной и богатейшей
провинции, а с паршивым шудрой. — Что за праздник был устроен тут вчера и
какого казнили на нем человека?
Василию показалось, что он услышал явный стук, и,
покосившись на Реджинальда, увидел, как у того отвисла челюсть. В следующее
мгновение, спохватившись, Реджинальд вернул ее на место. Василий схватился за
подбородок, но с его лицом вроде бы все было нормально.
А вот магараджа несколько поблек.
— Вам, прекрасная гостья, не стоит думать об этой жалкой
собаке, — сказал он задушевно, хотя и слегка задушенно. — Он заслужил смерть —
и умер. Я надеюсь, что Кали благосклонно приняла эту жертву и отныне распространит
свое покровительство и над домом моим, и над моей семьей, и над моими дорогими
друзьями. — Магараджа сделал широкий жест, словно заключая в этот
благословенный круг всех здесь присутствующих.
Однако Варя, протестующе выставив ладонь, резко отшатнулась,
выпалив:
— Я бы ни за что не хотела оказаться под покровительством
черной Кали! Да она, всевидящая, и не пожелает охранять меня: ведь ей прекрасно
известно, что я не имею никакого отношения ко вчерашнему убийству!
Сердито сверкнув глазами. Варя резко натянула на лицо
краешек покрывала и повернулась к Василию.
У того вдруг заломило левую щеку…
— Кажется, я была вам обязана жизнью, сударь? Вы спасли меня
в розовом саду? — воинственно спросила она — с таким выражением, как если бы
возмущенно вопросила: «Черт бы вас подрал, как вы посмели спасти мне жизнь,
дурак?!»
— Я тут ни при чем, поверьте, — с ненужной торопливостью,
как бы оправдываясь, забормотал Василий. — Очень своевременно появился какой-то
черноглазый змеечарователь, который проделал довольно расхожий фокус с
камушком. На базарной площади в Беназире за это берут четыре медяшки. Так что
не стоит благодарности, я ее не заслужил!
Варя бросила на него еще один уничтожающий взгляд:
— Ну что же, в таком случае мне остается только молить бога,
чтобы когда-нибудь встретить моего спасителя и поблагодарить его как подобает!
Рука магараджи, уже взявшегося за сосуд с розовым маслом,
внезапно дрогнула — и жирная, сладко пахнущая струя хлынула на землю, вместо
того чтобы щедро смазывать гостей.
Побледневший до бледно-серого цвета негр живо куда-то сбегал
и принес взамен розовой воды в кропильнице. Сняли крышку — и тотчас же
тоненькой струйкою забил ароматный фонтанчик. Магараджа, незаметно вернувший на
свое лицо любезнейшую улыбку, умильно попросил «несравненных гостей» омочить в
кропильнице руки.
Василий и все остальные проделали это с замечательным
проворством, подозревая, что в противном случае хозяин снова примется надевать
на них тяжелые цветочные ожерелья и запястья и раздавать золоченые листики
бетеля.
Впрочем, на лице хозяина, который, по-видимому, решил не
обращать внимания на вздорные дамские речи, продолжала играть обещающая улыбка,
и вскоре выяснилось, что он решил оказать гостям великую честь: отправить их
домой на слоне.
Эта весть заслонила даже дерзкую выходку Вари. Да и на ее
лице изобразился такой ужас, что позавчерашняя кобра показалась Василию просто
безвредным кузнечиком. Не скрывали испуга и Реджинальд с Бушуевым. Но спорить
уже было поздно: один из переминавшихся в углу двора слонов выступил вперед.
Он был огромен…
Строго говоря, слонов было три, однако два из них как-то
терялись перед громадностью третьего — перед мощью и роскошью его убранства.
На лбу каждого слона в Индостане всегда проведены
горизонтальные или вертикальные линии, смотря по тому, какому богу посвящено
животное: Вишну или Шиве. Однако полосы на лбу у великана были почти не видны,
потому что их прикрывала златотканая попона с круглыми золотыми бляхами и
красно-синими кистями по бокам. Между ушами исполина, скрестив ноги, сидел
раззолоченный, как игрушка, погонщик-махут, а за его спиной, на загривке слона,
торчал огромный зонт сочного зеленого цвета, отороченный длинной золотой
бахромой, переливающейся в солнечных лучах.
Зрелище было настолько впечатляющее, что все европейцы
невольно залюбовались величавым существом.
— Вот это да! — невольно воскликнула Варя. — Да ведь это
настоящий Айравата, хранитель Востока!
— Вы правы, мэм-сагиб! — поклонился магараджа. — Однако
Айравата был боевым слоном Индры, а на этом слоне поедет северная Лакшми!
Варя сухо улыбнулась, как бы принимая шаг к примирению.
Комплимент, конечно, очаровательный. Но только все вспомнили, что этим
гороподобным созданием предстоит не только любоваться…
Поклонившись магарадже, несколько слуг, в обязанности
которых, очевидно, входило сопровождать гостей, мигом очутились на спинах у
меньших слонов, причем туда же были проворно отправлены подарки для гостей и
еще какие-то тюки, корзины с провизией, фляги с водой и прочая мелочь, которая
могла потребоваться на трехчасовом переходе до Беназира. Затем пришел черед
путешественников, так сказать, садиться. Принесли приставную лесенку, и все
четверо, с большей или меньшей степенью проворства, взобрались на широченную
серую спину, накрытую ковром, на котором стояло что-то вроде двух скамеечек.
Пока Бушуев и Реджинальд штурмовали этот бастион, Василий и
Варя стояли друг против друга с одинаково хмурыми лицами, и в глазах девушки
мелькнуло облегчение, когда отец окликнул ее со спины слона.
Василий покрепче стиснул руки в кулаки, чтобы не дать себе
схватиться за голову.
