— Ты лежи, красивая! — Он сжимал ее поднятую щиколотку;
ноздри трепетали от резкого мускусного запаха ее тела.
«Чем она мажется? — подумал раздраженно. — Надо было ее
подольше в воде подержать, а то как бы не задохнуться!»
— Лежи и рассказывай. Ты у магараджи в крепости или по
найму?
Разумеется, она ничего не поняла, только дико водила по
сторонам глазами, еще не вполне придя в себя.
Однако Василий наблюдал за ней очень внимательно, поэтому не
упустил мгновения, когда огонек сознания зажегся в ее взоре, и смог проследить,
куда она глянула — но тотчас словно бы отдернула взор.
Затем она уставилась на Василия: он видел, просто-таки
видел, как старается Тамилла не смотреть в ту сторону.
Резко наклонился, вздернул ее с полу:
— Там что? А ну иди, быстро!
Конечно, он не отпускал ее руки: с этой девкой ухо надо было
держать востро! — и шел в шаге от нее. Поразительной красоты тело его нисколько
не волновало, словно было облачено в монашескую рясу. Да нет, ряса его не
охладила бы… А, вот в чем дело! Она пахнет, как цветы на могиле, и тело ее
будто незримым саваном прикрыто. Нет, эта девка ему даром не нужна, пусть
ответит толком на все его вопросы, и он отпустит ее подобру-поздорову.
И без того мелкие шажки совсем замедлились, девушка
нерешительно оглянулась:
— Ты… ты хочешь?
— Давай показывай! — Он нетерпеливо тряхнул ее за руку, и
Тамилла, покорно кивнув, потянулась за чем-то искристым, лежащим на каменной
широкой полке.
Мягкий опаловый блеск — ожерелье из звезд? Из осколков
лунного света?
У Василия пересохло во рту.
Ожерелье Кангалиммы! Ожерелье, которое колдунья подарила
Вареньке! В последний раз Василий видел его на груди своей жены, перед тем как
рухнуть в сладостный, смертельный, блаженный сон под деревом ашоки.
Откуда здесь ожерелье Кангалиммы, ожерелье Вареньки?
— Где ты его взяла? — хрипло проговорил он. — Где?..
Тамилла протянула ему ожерелье. Василий схватил его и
поразился холоду и безжизненности этих камней.
А ведь в ту ночь они, чудилось, были напоены жаром их сердец
и растворялись меж их слившимися телами!
— Где ты его взяла?
Она неопределенно кивнула куда-то в сторону:
— Там. Это достали из рва… Все, что осталось. Все, что
осталось от богини!
Глава 20
Богиня алчет жертв
Теперь он отпустил ее. Стоял, прижав ко лбу ладонь, странно,
потусторонне ощущая, какой горячий лоб и какая ледяная рука. «Это потому, что я
держал оружие», — объяснил сам себе и кивнул, словно согласился.
— Когда? — спросил чуть слышно, и Тамилла тихо всхлипнула:
— Утром. Но богиня бросилась в ров еще до полуночи.
— До полуночи? Да… ночью я шел через джунгли.
Меня здесь не было.
Перевел дыхание. Спросил, с изумлением слыша свой дикий,
неузнаваемый голос:
— Почему? Почему она…
Тамилла, сложив ладони в намаете, отрешенно смотрела на
стену, а в глазах копились, копились слезы:
— Господин мой, магараджа, обесчестил ее, потом она… пошла.
Я хотела ее задержать, правда, клянусь дыханием Брамы! Она оказалась сильнее…
— Что же ты никого не звала? Почему не кричала о помощи?
— Кричала. Воины магараджи видели, как мы боролись, господин
мой тоже видел, но не отдал приказа остановить ее. Он… смеялся.
— Смеялся?! — Все, что удалось исторгнуть из горла, это
короткое рыдание. — Будь он проклят!.. Почему?
— Он не верил, что богиня бросится в ров. Смеялся: мол, все
равно твой любовник узнает, что ты изменила ему с другим.
— Любовник богини? — переспросил Василий, не слыша своего
голоса, так вдруг больно, сильно забилась кровь в ушах. И сквозь это биение пробился
резкий голос, исполненный страдания и злобы, изумления и ужаса… будто крик
павлина;
«Тебе предначертано стать любовником богини!»
— Что это значит? — пробормотал он, притягивая к себе
Тамиллу и пытаясь заглянуть во влажную глубину ее черных очей. — Что все это
значит?!
— Ты сам должен знать. — Она опустила ресницы. — Ты,
конечно, вспомнил ее… поэтому тебя и влекло к ней.
— Ошибаешься! — Он опустил руку. — Я забыл, я забыл все. И
только теперь кое-что оживает в моей памяти, но я по-прежнему не понимаю, что
все это означает.
— Богиня… — Тамилла повела рукою вокруг лба, совершая
охранительный знак. — Это богиня тхагери, черная Кали, которой поклоняется
магараджа.
Так… Василий был прав, что заподозрил владыку Такура!
Поздно, однако же, его озарило, безнадежно поздно!
— Раз в год Кали нужен праздник очищения от крови, пролитой
в ее честь. Тогда тхаги похищают красавицу со светлыми глазами и волосами,
украшают белыми цветами — знаком чистоты и смерти — и соединяют с Шивой,
который должен явиться в образе светлоглазого и светлолицего мужчины.
— Почему? Почему так важно именно это: светлые волосы и
глаза? — перебил Василий.
— Я не знаю, — попятилась Тамилла. — Это древний обряд.
Может быть, он принадлежит тем, кто пришел в эти земли с севера… о, я не знаю,
клянусь!
— Ты участвовала в этих обрядах?
Она взглянула, как испуганное дитя:
— Да. Я думала, ты меня узнаешь.
Он смотрел на эти чеканные черты и вспоминал… нет, ему лишь
казалось, будто он вспоминает их. Но тело дрожью полузабытого волнения вдруг
отозвалось на память о дерзких, распутных пальцах, приласкавших его в водоеме,
о жадном рте, который был в то же время ее приманчиво разверстыми недрами…
Он провел рукой вокруг лица, словно отряхивал паутину,
которая обвилась вокруг него в тот день, когда чья-то рука легла ему на плечо в
рыбацкой деревушке да так и реяла вокруг по сей день — неотвязная,
необъяснимая.
— Диковинно, — пробормотал он. — Значит, магараджа
поклоняется Кали — и он же погубил ту, которая была ее земным олицетворением.
Как это может быть?
