Там мужчина овладевает женщиной — воплощением богини. И
потом еще два месяца дети Луны с трепетом ждут плодов этой мимолетной встречи,
делая все для того, чтобы сохранить жизнь той, которая одну ночь была богиней,
— жизнь Чандры. За это время они достоверно узнают пол будущего ребенка.
Если во чреве заключен мальчик — они отступаются, от
родителей.
Если девочка — они забирают Чандру к себе и оберегают ее и
плод ее чрева как зеницу ока. После родин Чандру приносят в жертву Луне, а
дочь… Дочь должна стать богиней, истинной богиней народа. Древние тайные книги
ариев гласят, что лишь она одолеет Бавану-Кали, и тогда погибнут все исчадия
дравидов, открыв путь северным богам в Сваргу и на вершины вечно сияющей горы
Меру. Шесть циклов — шесть циклов, сто пятьдесят восемь лет! — не рождалась
дочь у земной Чандры.
И вот седьмой цикл оказался счастливым! Теперь дети Луны
готовы на все, чтобы завладеть твоим ребенком: ведь если Чандра исчезнет, если
ее дочь родится не в храме Луны, она не сможет называться богиней, а значит… а
значит, наступит провал в семь циклов: провал в сто девяносто шесть лет, когда детям
Луны будет заказано даже пытаться искать новых Арусу и Чандру, не то что
Зачинать богиню. Скажи, который теперь год по исчислению людей, живущих в
землях ариев?
— Заканчивается 1815-й, — с трудом вспомнил Василий.
— 1815-й… — эхом отозвалась Кангалимма. — Значит, лишь на
исходе 2011 года по вашему счету вновь обретут надежду дети Луны.
Василий хотел что-то сказать, но задохнулся. Волосы встали
дыбом при одной только попытке вообразить невообразимое, заглянуть в эту
неразличимую временную даль! В ушах у него зазвенело, словно стоял он на
высоченной, превысокой горе, и голос Кангалиммы с трудом достигал его слуха.
— А если и эта попытка завершится неудачей? И другая, и
третья?..
— О нет! Они скорее погибнут все до единого, чем отдадут
тебе дочь!
— Значит, погибнут, — кивнул Василий. — Потому что я
все-таки заберу ее — вместе с ее матерью.
Кангалимма покачала головой:
— Шудра не станет брамином! Тебе никогда не справиться с
Нараяном.
— Да-а? — тихо протянул Василий. — Но ведь и он тоже пока
что не справился со мной… хотя, наверное, До сих пор убежден, будто меня нет в
живых!
— Нараяна тебе не провести, не надейся. Он знает каждый твой
шаг. Он из тех, кто в наслаждениях видит опасность, в отречении зрит защиту.
Нараян — истинный раджа-йог. Он обладает даром пророчествовать и предвидеть,
понимать все незнакомые языки, проникать в мысли людей. Он обладает даром
прокамии, он способен оставлять свое тело и переходить в другое, он владеет
вазитвой и особенной силой, вполне подчиняющей себе людей и одним действием
воли заставляющей их бессознательно повиноваться невысказанным приказам…
— Ну да, — зло перебил Василий, — и не достичь мне его, даже
если бы я стал птицей в полете, быстротекущими водами или ветром! Возможно… Но
этого никто не узнает наверняка до тех пор, пока я не попробую, пока не рискну.
Чем, ради бога, ради вашего Индры, мне дорожить? Чего я могу еще лишиться? Что
еще у меня не отнято?
Всего лишь жизнь… но это ничто для меня без моей любви. А
любовь — она и сейчас, как сокол, летит и рвется вдаль, чтобы найти ту, которую
я люблю, и осенить ее крылами в чужом, одиноком краю.
И даже если тело мое прорастет травою, любовь моего сердца
будет жить — вечно жить, в этой или в другой моей сущности, ибо ты знаешь:
люди, которых соединила страсть в ночь служения богине Луны, не в силах забыть
и разлюбить друг друга!
Кангалимма молча смотрела на него, и Василию показалось,
словно он все поставил на кон — и все проиграл. Говорить этой высохшей мумии о
любви — все равно что пытаться теплом сердца растопить оледенелый, промерзлый
камень и высечь из него влагу, чтобы утолить жажду. Что знает она о любви, что
помнит о счастье и боли, которые…
У него перехватило горло. Если в душе человека нет того, что
горит, влечет и тревожит, ему бесполезно говорить об этом. Он только зря тратит
время. Надо идти и искать… Но где? Где искать Вареньку?! Огромна и загадочна
эта чужая земля, а у него всего лишь семь месяцев впереди. Семь месяцев
отчаянной надежды — а потом только отчаяние…
— Где ее искать? — вырвалось у него против воли. — Куда
идти? О господи!.. Нет мне без нее счастья!
И тут донесся до него негромкий голос — словно ветер
прошумел в листве.
У лежащего — счастье спит.
У сидящего — дремлет.
У стоящего — счастье бдит.
У идущего — небу внемлет.
Путь на запад, восток, иль юг,
Иль па север — осилит идущий.
Отыщи же, странник, бамбук,
Под лупою поющий…
Не веря себе, Василий встрепенулся — и уставился на
Кангалимму. У него все расплылось перед глазами, и он не сразу понял, что их
заволокло слезами.
Бамбук, под луною поющий! Каким же он был дураком, что не
подумал об этой простой примете! Он помнил деревню, где оказался после
кораблекрушения.
Остров — в ее окрестностях. И не столь уж трудно будет его
отыскать. Отыскать Вареньку!
Сердитым движением проведя по лицу, он с благодарностью
глянул на Кангалимму — и едва не зажмурился перед теплым, ласковым сиянием,
лившимся из ее глаз. Просто удивительно, что еще недавно они казались ему
выцветшими и безжизненными. Сияли жемчуга зубов, губы алели, будто лучшие,
чистейшие кораллы, бирюзовые глаза смеялись, и бледное золото чудесных кудрей
тончайшей пряжей реяло вокруг ее лица…
И снова, как и в прошлый раз, чудесное видение сокрылось,
едва показавшись, за занавесом вековых морщин.
— Не спрашивай, почему я открыла тебе тайну острова, —
промолвила Кангалимма. — Я и сама этого не ведаю.
Может быть, потому, что при взгляде на тебя в моем иссохшем
сердце оживает память о том времени, когда и я была богиней Луны?..
— Ты?! — выдохнул Василий. — Ты была…
— О да! — усмехнулась Кангалимма. — Возможно ли поверить?
Это было… давно. Исчислим великое время одним словом; давно! Я была одной из
бхилли, они знают об этом и трепещут меня. И меня называли Чандрой, и я
встретила в ночь Великой Луны мужчину со светлыми волосами и синими глазами и
полюбила его так, что… Ты знаешь, как любят друг друга служившие Луне на ложе
страсти.
— Знаю, — растроганно сказал Василий. — А он, твой Аруса, он
тоже был бхилли?
