– Чего же?
– Есть те, кому нужна помощь и кто не имеет возможности помочь себе сам. Например, тяжелобольные люди, у которых нет денег на то, чтобы оплатить дорогостоящее лечение – а лечение сейчас бывает либо дорогостоящим, либо вредным для здоровья. Или дети из бедных семей, в которых нет средств на оплату школы и учебников, – Марина была так увлечена своей речью, что не заметила, как побледнел Олег при этих ее словах. – Или еще один пример, самый банальный, но от этого не менее актуальный: детские дома. Ты не представляешь себе, в каких условиях живут там дети, но, наверное, можешь себе представить, какими они оттуда выходят. Ну, те, кто выживает. Хорошо еще, что хотя бы некоторым из них помогают.
– Помогают?
– Да. К примеру, возле ВИПа есть детдом, на Институтском. Там работает компания, да ты их знаешь – наши бывшие сокурсники. Гонорин, Алфеев, еще кто-то с ними. Компания Стаса Ветровского. Правда, после того как Стаса посадили, у них там все плохо стало… но сейчас вроде бы наладилось более-менее.
– Ну да, точно. А я как-то и забыл, – помрачнев, сказал Олег.
– Тебе простительно, – мягко улыбнулась Марина. – Такой бизнес, как у тебя, он, наверное, требует очень много времени и сил. Но все же… не хочу, чтобы ты подумал, что я тебя подталкиваю, но мне кажется, что ты вполне мог бы немного помочь тем, кто действительно нуждается в помощи.
– Ты права. Я… я помогу. Хотя бы тому же детдому. Только… у меня несколько напряженные отношения с этими ребятами. Ты помнишь, наверное, мы с Ветровским враждовали. И я не исключаю, что они подозревают меня в том, что это я на него донес.
– Но ведь это был не ты?
– Не я, – солгал Олег и сам удивился тому, как сложно было это сделать. – Слушай, а ты с ними общаешься?
– Изредка. Иногда денег приношу или покупаю чего-нибудь, но редко – у меня аспирантура и работа, очень сложно все совмещать, если честно.
– А кем ты работаешь?
– Помощником бухгалтера. По специальности сложно устроиться без опыта работы, да еще и совмещая с учебой. Так что я в позапрошлом году закончила курсы бухучета и подрабатываю, как получается.
– Переходи ко мне работать, – предложил Олег. Предложил раньше, чем подумал, что он говорит, что делает и какие это будет иметь последствия. – По специальности. Так получилось, что помимо прочего, мне принадлежит несколько отелей, и… – Он замялся, но все же продолжил: – Понимаешь, отели – это всегда девочки «на ночь». Если не держать своих – будут какие-нибудь другие. Я оформляю их как горничных. Но… люди разные бывают. И я взял за правило в штате каждого отеля держать психолога. Понимаешь?
– Да, вполне… – ошарашенно сказала Марина. Что угодно она ожидала услышать, но не такое. – То есть ты предлагаешь мне работать психоаналитиком проституток?
– И это тоже, – честно ответил Олег, спокойно выдерживая ее взгляд. – Но, как показывает практика, к психологу обращаются чаще настоящие горничные и другая обслуга. Отель дорогой, постояльцы люди очень состоятельные и частенько с причудами. Случается разное. Из-за проституток я задумался о том, что нужен психолог, а потом понял, что психолог нужен в принципе. Я не тороплю, просто подумай, и если надумаешь – я возьму тебя на работу. Зарплаты у нас везде хорошие, плюс премиальные и все такое. Да и по специальности, что тоже немаловажно – всяко лучше, чем помощником бухгалтера.
– Знаешь, Олег… – Марина чуть помедлила. – Знаешь, а я, пожалуй, соглашусь.
Он не знал, зачем сделал девушке такое предложение. Ведь хотел просто затащить в клуб, напоить, вскружить голову деньгами, попользоваться ее телом, а потом презрительно оттолкнуть – в качестве мести за то, что отвергла его влюбленность тогда, на первом курсе. Да, потом Велагина говорила, что Олег «все неправильно понял», но Черканов не верил женщинам, и тем более он не верил женщине, в которую был влюблен. Сегодня он просто хотел отомстить, но вместо этого провел замечательный день с привлекательной девушкой, оказавшейся еще и интересным собеседником, и теперь искренне хотел ей помочь, насколько мог. Предложил ей работу… значит, сегодняшний день продолжит продолжение.
– Вот и замечательно. Давай сделаем так: в отеле я буду послезавтра. Ты приедешь, я покажу тебе, как там что устроено, обговорим условия, и если тебя все устроит – оформим твое трудоустройство.
Она не знала, зачем согласилась. Причем даже не на такую неоднозначную работу, а вообще, еще с самого начала. Зачем согласилась пойти пить кофе, зачем согласилась на глинтвейн и вино, зачем согласилась на подарки, зачем согласилась на аквапарк… Сначала она хотела просто пообщаться с бывшим однокурсником, вспомнить старое и разбежаться, чтобы больше никогда не встретиться. А потом понесло-закружило, и девушка чувствовала, как возвращается давняя симпатия, едва было не переросшая во что-то большее, но, казалось, убитая грубостью и нечуткостью Черканова. Не совсем убитая, как выяснилось. А в конце концов… почему бы не попробовать? Работа по специальности, нормальная зарплата, да и возможность получше узнать Олега…
– Спасибо тебе, – улыбнулась Марина.
– Не за что. Пойдем, еще поплаваем?
После аквапарка они поужинали в небольшом ресторанчике на Васильевском острове. Как и в кофейне и водном клубе, в этом заведении все оказалось на высшем уровне – Марина никогда еще не ела такой вкусной семги и никогда не пила такого великолепного вина. После ужина Олег отвез ее домой, проводил до дверей квартиры, обнял на прощание. Девушка ждала поцелуя, но Черканов только легко коснулся губами ее щеки и быстро ушел. Глядя ему вслед, Марина улыбалась.
Стремительно сбегая вниз по лестнице, Олег думал о том, что он совершает, наверное, самую страшную ошибку, которую только мог допустить.
III. VI
Единство в вере – святое «мы»
Через вселенную призови.
Костер полыхал жарко, щедро рассыпая вокруг маленькие, беззлобные искорки. Виктор метнул шишку – прицельно, с другого конца поляны – крохотные огненные мушки взвились вверх из пламени, а через несколько секунд затрещало, и к небу рванулся густой сноп искр. Виктор хмыкнул, наклонился за новой шишкой.
– Почти готово, – преувеличенно радостно объявил Гранд, в последний раз переворачивая шампуры на мангале.
– Это хорошо, я уже проголодался, – странно-неестественным голосом отозвался Алик, прикуривая сигарету от уголька предыдущей и отправляя окурок в костер.
Стас скрипнул зубами, медленно оглядел поляну, стараясь не задерживать взгляд ни на одном из присутствующих. Они чувствовали его смятенное состояние, ощущали висящее в воздухе напряжение, понимали его причину, но не торопились разряжать атмосферу. Они ждали ответа – и они имели право его требовать. Вот только пока что никто не мог решиться озвучить вслух то, что терзало всех восьмерых в той или иной степени, хоть и всех по-разному. Женя Алфеев перестарался, пытаясь оправдать Стаса в собственных глазах – он перестал верить себе самому и теперь против собственной воли видел, насколько же шатки его аргументы в защиту друга. Инга Алфеева определила для себя все, что могла определить, – но по давней своей привычке допускала, что просто не знает чего-то, что сможет все объяснить. Азамат Зулкарнов – единственный из всех готов был озвучить вслух все претензии, но, уже делая шаг вперед и открывая рот, он ловил умоляющий взгляд Алика – и отступал. Виктор Галль, в течение двух лет лелеявший надежду на возвращение Стаса, а потом всего за полтора месяца взрастивший обиду на отказавшегося от них Командора, был полон решимости, ему нужен был только катализатор – но катализатора не было. Саша Годин, раз за разом сбиваясь, пытался четко определить состав преступления, учесть все обстоятельства – как смягчающие, так и отягчающие – и вынести справедливый приговор, но как только ему удавалось перейти к стадии этого самого вынесения приговора, как оказывалось, что он опять забыл что-то учесть. Саша Лозаченко, как и всегда, держалась в стороне – толком не зная подробностей произошедшего, она просто радовалась возвращению Стаса и так же просто обижалась на то, что его так долго не было – вне зависимости от того, были ли причины отсутствия молодого человека уважительными или же нет. А Алик Гонорин… Алик просто все заранее простил, ни на что не обижался, ничего не собирался высказывать, и от понимания этого в душе прочно поселилась обжигающая горечь вины.
