Нет, поудобнее устроился Бирский, это неверный подход. Ведь ту же самую проблему выбора можно поставить и перед Наташей! Подгребёт к ней какой-нибудь знойный красавец, мачо вроде Винченцо Альпаки, и готово дело. Да, вполне возможно, что женщина – не будем трогать Наташу, возьмём среднестатистическую русскую женщину, хорошенькую, и всё такое, – так вот, женщина эта вполне способна отказаться от предоставленного ей шанса и отклонить ухаживания мачо. Но! Но будет ли она этим довольна? Будет ли счастлива? Не станет ли переживать после и каяться, и грызть себя за неиспользованный шанс?
Нет, вздохнул Михаил, опять я не о том думаю… Как бы просчитать верность, нет – продолжительность любви? Так вопрос в то и упирается – а возможно ли это в принципе? Всё поддаётся исчислению – политическое событие, социальное потрясение, экономический кризис, – но не душа! Тем более женская душа. Как предсказать то, чего ещё нет, и появляется не извне, а из глубин подсознания? Когда-то в палеолите случайный бзик пришёл в голову первобытной Еве и отложился в генах, а проявился тысячи поколений спустя. Как его вычислишь, если его активировал не исторический процесс и не производственные отношения, а случайный луч солнца, ударивший в глаза? Пение соловья по весне? Капля, сорвавшаяся с ветки?
И кто вам вообще сказал, что человеческий мозг – а где ещё может прятаться душа? – поддаётся классификации, что всё в нём раскладывается по полочкам и предугадывается? Откуда ж тогда вспышки озарений? Порывы гения? Из астрала они берутся, что ли? Тупость какая…
Тут Наташа вышла из ванной – голенькая и гладенькая, потупив глазки, и Бирского покинули все его мудрствования. Он кинулся в ванную, стараясь не касаться Наташиного тела даже взглядом.
Михаил наскоро принял душ и хотел уже вылезать, но тут ему пришла в голову картина: девушка принюхивается и с отвращением отворачивается. Картина была настолько ужасна, что Бирский простоял ещё минут десять под душем, ожесточённо сдирая с себя эпителий жёсткой одноразовой мочалкой и умащая всеми имеющимися гелями и шампунями. Вышел он красный, но чистый и спокойный в части соблюдения правил санитарии и гигиены. Увидев Наташу, он мигом утратил спокойствие. Девушка лежала поперёк огромной кровати, закинув руки за голову, и тихо напевала, покачивая станом. Коленки в такт поднимались и опускались, тяжёлые, упругие груди перекатывались в лад. Кровь в Михайле свет Димитриевиче закипела…
…Часа через два они угомонились. Бирский, опираясь на локоть, погладил Наташину грудь, но напруженный сосок уже помягчел. Девушка улыбнулась, не размыкая глаз, повернулась и прижалась к нему. Михаил заботливо укрыл её простыней. Сердце колотилось, но уже успокаиваясь. И ещё один пульс, Наташин, отдавался ему в грудь, вмещаясь в него и путая кровотоки…
…Разбудили их ночью, часа в четыре. Коротко звякнул дверной запор, и в номер ввалились пятеро крупных мужиков в камуфляже и кроссовках, инфракрасные очки словно перерубали носы, крепкие челюсти жевали резинку. Пять стволов заглянули Бирскому в глаза.
Смертная тоска завладела им, вытесняя приятные сны, и тут же древняя ярость проснулась в глубинах подкорки – да сколько ж это можно?!
Михаил медленно, дабы не вызывать подозрений, закинул руку и прижал к себе испуганно сжавшуюся Наташу.
– Не бойся, маленькая, – прожурчал он. – Видишь? Дяди балуются… Вот намнут им по организмам, тогда до них дойдёт, что бывает, если врываешься, куда не просят…
– Бирский? – резко спросил самый накачанный.
– Допустим, – буркнул начпроекта. – Вы-то кто такие будете?
Накачанный бросил руку к правой брови и отдал честь.
– Коммодор Рэдиган, сэр, – лихо отрекомендовался он, – Объединенные ВМС Американской Федерации!
– Здра-асте… – растерянно протянул Бирский. Такого он просто не ожидал. Вот что значит мирская слава!
– Нам нужен предиктор! – отчеканил Рэдиган.
– Просите больше, коммодор, – ухмыльнулся Михаил. – Всё равно к чёрту посылать!
Героем он себя не чувствовал, наоборот, внутри у него всё тряслось и сжималось. И он предпринимал отчаянные усилия, чтобы эти признаки страха остались не замеченными Наташей.
– Бирский, – усмехнулся один из товарищей коммодора. – Позвольте представиться – полковник Чантри. У меня большие полномочия, и я не намерен долго канителить и разъяснять вам ваши права. Я буду ломать вам пальцы, по одному, пока вы не скажете, где спрятали предиктор. А если у вас хватит сил терпеть боль после десятого сломанного пальца, то я вернусь к первому и спалю его на зажигалке! Всё равно не отвертитесь, Бирский. Так уж лучше остаться здоровым. Зачем вашей подруге калека, сами подумайте?
– Вот мразь… – пробормотала Наташа.
Чантри натянуто улыбнулся, а Рэдиган поморщился – и застыл с кислым выражением. Инфракрасные очки его треснули и разлетелись на две половинки, а между синих глаз, точно из переносицы, брызнул фонтанчик крови. Наташа открыла рот, чтобы закричать, и ещё двое заокеанских качков конвульсивно дёрнули простреленными головами. Последняя парочка, временно живые Чантри и ещё один крепыш, отскочила к стене.
В комнату ворвались парняги в блестящих чёрных комбинезонах и огромных круглых шлемах. Короткие стволы «дюрандалей» распределились по целям, и в номер шагнул высокий блондин со шлемом под мышкой. Он улыбался торжествующе и чуть надменно.
– Здравствуйте, господин Бирский! – церемонно сказал он, нарочито не замечая американцев. – Премного рад нашей встрече.
– Я в восхищении… – процедил Михаил.
– Ну-ну, – снисходительно молвил блондин. – Какой вы неласковый, право… Меня зовут Гуннар Богессен, я замещаю Алека Пеккалу.
Богессен красовался и получал немалое удовольствие от сознания победы и собственного могущества.
– Я – Борден Чантри! – завопил полковник, нарочно ломая язык. – Я есть гражданин Американ Федерэйшн!
– Я вот те щас так двину по мордэйшен, – заорал неизвестный в шлеме, – что тебя в твою сраную федерейшен не пропустят – не узнают!
– Увести, – коротко приказал Гуннар, – и закрыть дверь. С той стороны. Спасибо.
Козырнув высокой культурой, Богессен присел в кресло и положил ногу на труп Рэдигана.
– Так что же мне с вами делать, Бирский? – спросил он задумчиво.
– Слушайте, ВРИО Пеккалы, – сказал Михаил, – может, вы позволите даме принять ванну и переодеться? А мы пока с вами поболтаем…
Богессен подумал и кивнул:
– Хорошо.
Наташа завернулась в простыню и, кое-как соединяя в лице независимость и мертвящий ужас, удалилась в ванную, по стеночке обойдя неподвижные тела. Забрызгал душ.
– Так о чём вы хотели поболтать? – спросил Богессен.
– Послушайте, Гуннар, – Бирский постарался подлить в голос снисходительности и хамоватости, – вы за кем хоть охотились?
– За вами, – несколько удивленно ответил ВРИО. – А вы что, ещё не поняли?
