— Ая, выходит, ненастоящий? — проговорил Антон, сдерживаясь.
— Ты? — сказала Лида по-прежнему снисходительно. — Мужчинка ты…
— Да пошли вы все! — гаркнул Антон и рванул с места, аж покрышки взвизгнули.
Он пронесся через площадь, распугивая шарахающихся туристов, свернул у вокзала налево, нырнул под мост и дунул куда-то вверх по Одесской — лишь бы подальше! Чтоб только не видеть понурую стройную фигурку. На шоссе, где гонишь со скоростью 200 кэмэ и ни о чем не думаешь! И ни о чем голова не болит!
«Напьюсь! — подумал с отчаянием Антон. — Наклюкаюсь! Наберусь как свинья! До одурения! И идет оно все к черту!»
Шоссе поднялось на эстакаду, и та, как на цыпочках, пересекла глубокий овраг— широкий, обрывистый, заросший колючим кустарником с меленькими розовыми цветочками. Круча оврага пряталась в зарослях акации, а вдоль него возвышались решетчатые столбы энергоотвода с огромными серебристыми кольцами наверху.
«Погано как…» Еще стыла в душе обида, а чувство вины уже пекло Антона на медленном огне. Самое паршивое, что Лида была права — во всем! — и нечего ей было возразить. Это как раз обиднее всего — слышать от любимой девушки, какой ты ленивый, трусливый, нерешительный, безвольный, инфантильный, — корчиться в душе и молчать! Молчать и быть согласным. Потому что все болючие слова, роняемые яркими, безжалостными губками, оборачивались правдой, только правдой, и ничем, кроме правды. Как приговор.
«Подсудимый Антон Малкович Родин! Вы обвиняетесь в том, что являете собой простеца, лжеца, лодыря, тунеядца, мямлю, труса, скунса, козла, осла, мартышку…» — Нет, кажется, это уже из другой оперы…
Антон мрачно усмехнулся. Лида Мазуренко — девочка из примерной семьи. Ее примерно воспитали в школе. Примерная девочка. Красавица и умница. Вон поступила в Одесский университет. Хоть и со второй попытки, но поступила же! И примерно учится. Вот окончит и станет примерным специалистом. Обязательно окончит. Чего бы ей не закончить? Чтобы Лидочка, да не закончила? И найдет себе примерного мужа. Настоящего! Пчелку. Надо же ей было встретить трутня… Нет, даже не трутня — слизня! Мерзкого, как харчок…
Антоновы экзерсисы по самобичеванию пресеклись накатами свистящего гула. Из многоэтажных туннелей на Юго-Западный фривей выныривали гигантские грузовики-автоматы, какие на пяти, а какие и на семи шасси, без кабин, с коробчатыми капотами, расщеперенными визирами. Выстраивались с отчетливой точностью и перли плотным строем. В просветах между громадными кузовами и зеркально-блестящими цистернами мелькали крутые купола базы энергопитания атомокаров. «Гепард» засопел, сбросил скорость и по широкой спирали рэмпа съехал к базе.
Здесь уже стояло несколько машин — одна приткнулась к номеру мотеля, а три другие были припаркованы возле ремонтных автоматов. Робот-заправщик заливал водородную смесь в бак старенькой «Волги», а водитель — дедок в вышитой сорочке — пискляво призывал его к осторожному обращению.
Разглядев вывеску кафешки, Антон повернул к ней. Он осмотрелся, вышел из машины, затем сделал жест рукой, показывая, куда той стать. Машина послушно развернулась.
«Тут думай не думай, — прикидывал Антон, — а работу искать все равно придется. Вечно это продолжаться не может — я и так уже ползаю по самому дну…» Родин раздвинул двери в кафе — по очереди зачмокали три слоя акустической защиты — и хмыкнул: на место внутренних дверей некий умелец навесил «крылья летучей мыши», как в салуне. Качнув их, Антон переступил порог заведения.
Все как у людей: вдоль легкой перегородки из пластмассы выгнулась дугой стойка бара, рядом блестела никелем киберкухня. Четыре простеньких, тяжелых и крепких стола. На них, ножками кверху, простенькие, тяжелые и крепкие стулья. На большом, в полстены, вогнутом экране выдувал что-то интимное саксофон да рассыпчато шелестели ударные, мерно отбивая такт.
— А вот я вас зелененьким! — сказал кто-то противным жирным голосом. Антон пригляделся. В углу за столиком, устланным зеленым сукном, азартно потирал руки коренастенький циклоид с тремя подбородками — Юрка Рудак, по прозвищу Квочка.
— Ну, щас! — заспорил его партнер, остролицый, усатенький малый. — У меня уже и так два зеленых квадрата! Куда ты мне еще третий суешь?!
— Да-а? — протянул циклоид, смешно вытягивая губы. — А мы тогда желтеньким походим и кра-асненького подкинем… Привет, Антоха! — проверещал он, завидя в зеркале Родина.
— Здорово, — буркнул Родин.
— Играть будешь? Мы только начали!
— Без меня, Юр, — сказал Антон извиняющимся голосом.
— А-а… Ну, ладно. Ходи, Изя, твой ход!
Нацедив в буфете-автомате двойной бурбон, Антон взгромоздился на табурет и нахохлился. Болезненно чувствительный к репримандам, он сильно переживал, все мысли вязли в каком-то тоскливом чаду, даже витал запах гари.
«Ну вот что делать?.. — думал Антон, угрюмо водя потным бокалом по стойке. — Пойти учиться? Это четыре года как минимум. А Лида уже будущим летом кончает. Будет она ждать? С чего бы вдруг? В верности она не клялась, да и нужен ты ей, как собаке пятая нога… Ну что ты за дурак такой? Ну была же возможность! Ну чего бы не выучиться? Вот и сиди теперь… Надо же быть таким идиотом… Правда, что ли, съездить к учителю? Мало ли… Еще рано совсем, успею… А что это даст? Нет, ну правда, что толку? Зачем мне ещё чьи-то назидания? Дал бы мне кто работу, прямо сейчас! А кому ты сейчас нужен — без диплома? Кто тебя где ждет?.. Позвонить бы и сказать: „Лид, я завтра выхожу на работу!..“ Господи, полжизни бы — нате! Ну что, что мне делать?!»
Изрядно отхлебнув, Антон содрогнулся. Гадость какая… Он пошарил глазами за окном и остановил взгляд на смуглом чернявом юноше с миниатюрным пультом управления на шее. «Добытчик! — подумал Антон с неожиданной злобой. — Ах, что вы, что вы! Т-трудяга…»
От стада бесшумно летящих грузовиков внезапно отбился громадный «питер-вестерн», засиял габаритами, как новогодняя елка, и подрулил к чернявому юноше.
Юноша не спешил, но и не отвлекался. Он деловито похлопал по теплому капоту, откинул панель, высматривая порчу, заглянул под массивный хромированный бампер и стал копаться в соузлиях, ковыряться, подтягивать, поправлять, подкручивать… И все это он делал с таким удовольствием и вкусом, что Антона завидки взяли.
…И что-то в нем самом сдвинулось, возникло как бы из ничего. Будто на проржавевшие, закисшие шестеренки плеснули масла. Зубчатые колесики жадно обволоклись скользкой пленкой, заскрежетали и провернулись.
«Съезжу, — решил Антон. — Выйдет там что или не выйдет, а попробовать все равно надо…»
Глава 4
1
Конецполь, Ольвиопольского уезда
Без десяти пять на мутном синем горизонте заяснелись очертания Конецполя — плоские кремовые корпуса, прилизанные веретена тополей и старинная градирня, оставшаяся от разобранного сахарного завода. Только это и было видно — по обе стороны от дороги стояла пшеница выше человеческого роста. «Стоколосовая», пережиток неолита. Ничего, скоро экологи и до этого поля доберутся, запашут и любовно, по травинке, взрастят дикую степь. Прогресс, так сказать. Борьба хорошего с лучшим.
