– Держи, – сказал Пончик шепотом.
Связанные руки Олега ощутили что-то липкое и теплое.
– Что это?
– Мясо.
Больше ничего объяснять Сухову не нужно было. Нащупывая зубами мясцо, он вгрызся в сочный кусок, испытывая наслаждение от тупого поглощения пищи.
– Слушай, Олег, – зашептал Пончик Сухову на ухо, – я там подслушал… Короче, где-то через сутки мы подгребем к Йомсбургу, это город такой, в устье Одры…
– И что? – промычал сын Романа с набитым ртом.
– Вот…
Сухов ощутил касание холодной стали – Шурик сунул ему нож за короткое голенище сапога.
– О'кей! – шепнул Олег словечко, неведомое в этих временах.
Минули сутки. Унылые берега Поморья все так же тянулись по левому борту, угнетая своей пустынностью. Один лишь раз забелели жалкие домишки местных рыбарей, и снова пустоши, снова битые ветрами сосны, снова навеянные дюны. К вечеру ветер стих, и до устья Одры добирались на веслах. Ночь простерлась над морем, пала темень, в которой перемешались и стали неразличимы суша и вода, но Удо опоздание не пугало. Скоро Олег понял, почему.
Когда кнорр достиг тех мест, где Одра впадала в море, на горизонте ярко засветился «горн вулкана» – йомсбургский маяк. Величайшая редкость на севере, маяк не поражал архитектурными изысками – обычная башня, рубленная из дерева, только самый верх был обмазан толстым слоем глины и выложен камнями. Всю ночь на площадке «горна вулкана» жгли большой костер, посылая сигнал плавающим и путешествующим – здесь гавань!
Йомсбург вообще был необычен. Занимая место в коренных землях вендов, Йомсбург оставался колонией норманнов, их так и звали – йомсвикинги. Как они уживались с воинственными вендами? Да неплохо уживались. Велений рейксов и жрецов-гриве вендских слушались, но и своего не упускали. Как только вендский рейкс объявлял военный поход, йомсвикинги были тут как тут. Дорестад грабить? Любо… Гамбург брать? Лады… Но никогда йомсвикинги не дрались с варягами, что с гардскими, что с местными, вендскими. Почему? Да потому что все вперемежку звались «тиграми моря» и, будучи «морскими братьями», не выясняли особо, кто из них полосатее. Шли на абордаж одной толпой и добычу делили по-братски.
К пристани кнорр подтащили на буксире – к борту подвалили две большие лодки, Удо сунул в каждую по дирхему, и невидимые во тьме гребцы рьяно взялись за дело – зацепили кнорр канатами и погребли. Бревенчатый причал был высок, задираясь выше борта кнорра. На берегу, освещая стены крепости, горели костры, метались тени, слышались голоса.
– Комит ут!
– Велькомнир, Удо! Дрекка?
– Йа! Оль ок свинакьот!
– Яйе, куннинги! Пу скалт дрека мед мер!
– Йа, готт ок вель!
[76]
Народу было много, и Удо не стал связывать рабов на ночь: куда они денутся в городе, где каждый второй – воин?
Олег терпеливо ждал, пока шумство на пристани поутихнет, но напрасно. Пьянка-гулянка только набирала обороты – у костров уже запевали, кое-где и приплясывали, разогретые спиртосодержащими напитками.
Сухов пригляделся к гребцам. Рабы спали. Лежали вповалку на голых досках и дрыхли. Правильно, когда спишь, не хочется есть…
Осторожно выудив ножик, Олег принялся перепиливать ремни, стянувшие его ногу. Кожа была как дерево, поддавалась лезвию туго, но уступала понемногу. Все!
Сухов осторожно приподнялся, высматривая Шурика. На фоне светлого шатра, натянутого над палубой позади мачты, шевельнулся силуэт. Ага!
Осторожно ступая, приблизился Пончев.
– О… – слетело с его губ, начиная имя друга.
– Тсс!
Тень Пончика истово закивала головой. Олег поставил ногу на качавшийся борт, подтянулся и шагнул на причал. Следом, шумно сопя, перебрался Шурик. На глазах у пьяных йомсвикингов бегать и метаться было нельзя. Воины есть воины, мигом протрезвеют, углядев подозрительное движение. И Олег пошел вразвалочку, лениво загребая ногами и удаляясь в тень ближайшего строения – то ли амбара, то ли лодочного сарая. Пончик пристроился следом.
– Куда это вы намылились? – грянул Боос, выходя из тени.
Олег полоснул ножом, задевая руку пирата, и тот взвыл.
– Бежим!
Олег дунул, огибая сарай, оказался на узкой темной улочке. Пончик поспешал следом, а позади слышались азартные вопли и топот догоняющих.
Улочка выводила на улицу пошире, залитую светом наиярчайшего фонаря – луны. Эта улица была пустынна, а склады, обступавшие ее, не имели окон. Олег помчался по ней, высматривая хоть малую щель между складами, но те стояли впритык. Он добежал до высокой бревенчатой стены крепости и понял, что пропал. Дальше ходу не было. Тупик. А погоня уже вырывалась на улицу, вопли мешая с гоготом и руганью, размахивая факелами и оружием. Завидя Сухова с Пончевым, прижавшихся к крепостной стене, «морские братья» взревели.
– Будешь моим заложником! – быстро сказал Олег, захватывая шею Пончика сгибом локтя и приставляя нож. – Ори давай!
– Спасите! – закричал Шурик. – Помогите!
– Громче!
– А-а-а! – возопил «заложник». – Удо! Спаси! У-у-у!
Усатые и бородатые морды, подсвеченные огнем факелов, остановились в шаге от беглецов. Вперед вышел Удо.
– Не устерег я тебя, – ухмыльнулся он.
– Отойди! – крикнул Олег, отыгрывая роль. – Не то я прирежу твоего лекаря!
– Удо-о! – захрипел Пончик, очень артистично трепыхаясь и брыкаясь.
– Отпусти лекаря, – велел Удо, – и тебя не тронут!
– Врешь!
– Я сказал… – с угрозой начал Удо, но Олег отшвырнул на него Пончика и кинулся в сторону. Он и не думал совершить попытку к бегству, просто надо было создать алиби Пончику. Нельзя было, чтобы их обоих посчитали беглыми… Удар дубинкой по голове погасил сознание.
Очнулся он от пинка, грубого пинка сапогом по ребрам, отдавшегося в голову. Олег застонал и сел. Не раскрывая глаз, ощупал затылок и сразу обнаружил здоровенный желвак, пульсирующий болью. Олег открыл глаза и увидел прямо перед собой засмальцованные порты Удо. Нога поганого венда нетерпеливо притоптывала. Олег поскорее встал, не дожидаясь, пока Удо еще разок влепит ему по организму.
– Очухался? – с прежним легким добродушием спросил Удо и усмехнулся. – А ты тот еще фрукт. Как чесанул! Чуть лекаря моего не прирезал, другана своего!
«Проверяет, что ли?» – подумал Олег и процедил на всякий случай:
– Чтоб он сдох, твой лекарь!
– Ай-ай-ай! – притворно вздохнул Удо и резко сменил тон: – Запомни на будущее, когда опять вздумаешь убежать. Бить тебя больше не будут. Для таких упорных, как ты, есть средство получше. Я с тебя, со скота, шкуру спущу и выброшу в море, освежеванного! В соленое море! А ты у нас парень здоровый, живой еще будешь во время купания и помрешь не скоро! Пока кровь спустишь рыбкам, пока чайки тебя обклюют… Сначала они глаза выклевывают, потом уже остальное-прочее… Ты меня понял?
