Тарвел и Котян одновременно согнулись в поклоне.
– Нет, – улыбнулась зоста-патрикия, – это мои спутники.
– Пройдёмте, я познакомлю вас с мужем.
У королевских покоев Елена увидела целую толпу церковников. Аббаты и монахи-бенедиктинцы этаким черно-лиловым капитулом окружали парочку епископов в красном и белом и викария папы Иоанна. Викарий носил особый белый шарф с тремя вышитыми крестами – паллий, символизировавший пастыря, несущего на плечах овцу. Паллий ткали инокини в монастыре Св. Агнессы из шерсти ягнят, освященных папой римским.
Духовные особы уже оборотили к женщинам сытенькие лица.
– Тот, что сизонос и дороден, – вполголоса говорила Марозия, – Ромуло Остийский. А слева от него, вон тот рыжеволосый субъект с тремя подбородками и маленькими глазками, отягощенными трехъярусными мешками, – Ансуальдо Веронский. Оба – дубины редкостные, но зело исполнительные. Куриальные борзые.
– Все здесь! – проскрипел за спиной чей-то голос. Куриалы, гвардейцы, весь круг бездельников и хлыщей, прибившихся ко двору, посмотрели на Елену. Архиепископ с лицом удивленного льва сдержанно поклонился. Викарий осклабился с какой-то подобострастной наглостью.
– Его величество король! – мелодично взревел герольд.
Мелиссина повернулась и увидела короля Италии Гуго Арльского. Да, это был он – лобастый, ясноглазый крепыш с обширной лысиной по темечку. Король выглядел подтянутым, гладким, элегантным, на губах его блуждала улыбка, полная добродушно-коварного юмора, столь свойственного властным, сильным натурам.
– Рад, рад… – сказал он скрипуче, усмешливо кланяясь отцам церкви. Скрестив руки на груди, Гуго несколько секунд с неопределенной ухмылкой смотрел на Елену. Котян храбро выступил вперед и представил хозяйку-подругу, начальницу-товарища:
– Великолепная светлейшая зоста-патрикия Елена Росена!
Гуго уперся кулаками в бока и приблизил к Елене свои пронизывающие глаза.
– О! Так вы читали из Библии русам?
– Да, мессир, – поклонилась Мелиссина, хохоча в душе.
– Говорят, они великие воины… – продолжал король.
– Вам говорили правду, мессир. Варанги – величайшие воины.
Женщина заметила, как сошлись брови у викария, как нервно передернулся его дружок-аббат.
– Да?! – комически изумился Гуго. – А мне тут представляли русов народцем трусливым и негодным к строевой службе!
– Мессир, – усмехнулась Елена, – русы сильны и храбры – я даже не знаю, с кем их можно сравнивать. В лютую зиму они с хохотом купаются в проруби, а в бой могут идти голышом, всем видом своим являя неуважение к врагу. Если вы сойдетесь с ними на море, вы обречены – когда рус бьется на палубе корабля, он непобедим. Чьё угодно воинство, сир, они пройдут насквозь, гуляючи, и даже не заметят помехи, а крепости, которые не сдадутся русам, ещё не выстроены.
Королевское чело разгладилось.
– В кои веки я слышу правдивые речи! – воскликнул Гуго. – Браво! Разделите с нами трапезу – мой Вульфард готовит изумительную утятинку с трюфелями. А дабы нам не заскучать за ужином, мы устраиваем представление «Киприановой вечери»! Не то затянутое повествование магистра Алькофрибаса о пире блаженного Киприана Карфагенского епископа, кое вам должно быть известно, а рифмованное переложение диакона Иоанна… Аудуальд, напой нам!
Подскочивший аббат завёл тонким голоском евнуха:
Пал со смеху Гаудерих
В именительный падеж,
Лёжа учит Анастасий
Отложительный глагол…
Король скрипуче рассмеялся, и его весёлый настрой поддержали все, даже клирики – внушать Гуго, что «Вечеря» есть святотатственная, богохульная пародия на Священное Писание, и что она более приличествует язычнику, нежели помазаннику Божьему, духовенство не решалось. Вероятно, понимало, что и сами по уши погрязли в мирской суете.
Обед удался – Марозия закатила настоящий пир. Всё, что родит земля, всё, что бегает по лесам, по полям, что плавает в море, присутствовало на столах в изобилии, заполняя собой огромные дымящиеся блюда и подносы. Кувшины с винами выстроились в длинные шеренги, но и гостей хватало – краснолицые бароны, зубастые маркизы, графья, князья…
Мордатые лакеи в смешных обтягивающих штанах суетились вокруг, подливая, подсыпая, подкладывая гостям. Под столом стоял страшный хруст – это пировали собаки, разгрызая швыряемые им кости.
Украдкой поглядывая на жующую знать, Елена высматривала на их лицах признаки ума и вдохновения, но не находила. Правда, одно лицо из толпы выделялось. Немного женственное и очень бледное, оно принадлежало молодому человеку с длинными вьющимися волосами, сидевшему напротив Мелиссины.
Зоста-патрикия склонилась к Марозии и спросила:
– Кто этот молодой мужчина?
Сенатрисса перехватила взгляд Елены и довольно улыбнулась.
– Это мой сын Альберих, – сказала она. – Красавец! Весь в меня!
Альберих II Сполетский не отводил глаз от Елены. Взгляд его соскользнул на выпуклость груди женщины и вновь вскинулся, горя мрачным огнём. Мелиссина верно угадала под изнеженной оболочкой натуру страстную и необузданную. Вряд ли Альберих отличается умом и сообразительностью, но он горяч и болезненно обидчив – отличная растопка для того костра, который собралась зажечь Елена.
– Докладывай, Аудуальд! – вскричал подвыпивший Гуго. – Вслух, вслух! Тут все свои!
– Феоклит Дука показал себя никчёмным полководцем, – забубнил аббат. – Он погубил много тяжелой конницы и одержал победу, кою стоит назвать пирровой. Ныне он следует маршем к Гаэте. Флот Иоанна Радина направляется туда же. А вот русы…
– Так-так, – мотнул головой король. – Что же русы?
– Русы сожгли амальфитанский флот и взяли город Амальфи. Разбив флот герцога Неаполитанского, они разграбили Неаполь.
– О! – поднял палец Гуго. – А некоторые не верили! Кстати, сколько тех русов?
– Не знаю, мессир…
– Четыреста варангов на семи кораблях, – громко сказала Елена.
– О! – повторил король.
Пирующие тут же зашумели, припоминая воинские подвиги, реальные и выдуманные, вино полилось в глотки ручьями и очень скоро званый обед превратился в пошлую пьянку. Дворяне ревели нестройными голосами песни, отбивая такт чарками и кубками, собаки уже в открытую ели со столов, и Мелиссина решила покинуть гулянку. Выходя из-за стола, она посмотрела на Альбериха – и опустила глаза. Клюнет – не клюнет?
Выбравшись в галерею, она отправилась бродить по замку, пока не оказалась в Дворике Ангела. Здесь было тихо, вверху проплывали облака…
– Как мне называть вас? – послышался глухой голос.
Зоста-патрикия живо обернулась. Клюнул-таки. Перед нею стоял Альберих, он смотрел не мигая, словно играл в «гляделки».
