– Прелесть какая… – растерянно пробормотал он.
Девушка залилась тихим смехом, а ее телохранитель, пожилой легионер, заворчал недовольно.
– Меня зовут Авидия Нигрина, – сказала девушка, – а кто ты?
– Сергий, – представился Лобанов на римский лад, – Сергий… Роксолан.
Авидия изящно присела перед Гефестаем, обтерла ему пот со лба. Сын Ярная блаженно улыбнулся во сне и зачмокал губами. Дочь Гая Нигрина зажала рот ладошкой, чтобы не засмеяться. А Сергей мучился в потугах найти тему для разговора с девушкой. Какой вопрос задать? О чем вообще говорят с римлянкой из знатного семейства? О, это мысль!
– А вы… – затянул Лобанов, – из семьи патрициев?
– А почему «вы»? – засмеялась девушка, позволяя Сергею любоваться идеальными дужками своих зубов. – Разве меня много?
– А-а… – растерялся Сергей. – Это… М-м-м… Так принято на моей родине, из вежливости мы обращаемся к человеку на «вы»…
– Понятно… – Авидия осторожно смотала окровавленную тряпицу с простреленной руки Эдика и смазала розовое зияние раны пахучей мазью. – А где она, твоя родина?
– Очень далеко, – честно признался Сергей. – Там где-то, – махнул он рукой на северо-запад, – за степью, за морем… А потом опять степь пойдет, реки великие, леса дремучие…
– Далеко… – признала Авидия. – Да, я патрицианка, но почему ты спрашиваешь об этом?
– А с каких это пор патрицианки помогают пленным варварам? – парировал Сергей.
– Вы не пленные, – уточнила статус Авидия, – вы рабы. Сначала отец хотел всех вас распять, но я уговорила его не делать этого… Теперь, если ты победишь на играх, всех вас продадут в гладиаторы… Конечно, – вздохнула она, – нет жребия презренней, это самое дно жизни… Но жизни!
Сергей присел на корточки и заглянул в лицо девушке. Пальцы так и тянуло коснуться бархатистой щечки, отвести завиток волос…
– Спасибо тебе… – сказал Сергей негромко.
Авидия только посмотрела на него и улыбнулась. Улыбка ее не была веселой, она полнилась тихой и светлой радостью, в ней не чувствовался жаркий огонь, но расточалось неземное сияние.
– Все… – сказала Авидия и поднялась. – Если проснутся, – добавила она деловито, – дашь им вот это, пусть сделают по два глотка.
Девушка протянула Сергею чашу с млечным настоем. Он принял чашу и коснулся пальцев Авидии Нигрины. Лобанова как током шибануло. Девушка вскинула на мгновение взгляд и тут же прикрыла глаза трепещущими ресницами.
– Мне пора, – сказала она тихо и ушла, склонив голову, словно крепко задумавшись или высматривая тайные следы на тропе.
Старый легионер ухромал следом. Мысли в голове Сергея неслись в три слоя. «Пастушка младая на рынок спешит… Если враг не сдается, его уничтожают… Амур стреляет из двухствольного карабина…»
– И попадает… – пробормотал Лобанов.
Четверо дюжих ауксилариев вывели Сергея через Порта Преториа, главные ворота лагеря. Справа, за трактом, догорал рабад. На заднем плане, за желтыми зубчатыми стенами Антиохии, тянулись в блеклое небо столбы дыма, то серо-белесого, то копотно-черного. А прямо перед Лобановым возвышался амфитеатр, на скорую руку сколоченный из бруса и досок. Огромная, ступенчатая чаша амфитеатра удерживалась массой подпорок, стояков и откосин.
– Когда ж вы успели? – проговорил Сергей.
– Топай, топай! – прикрикнул молодой прыщавый сириец, чьи румяные ланиты едва ужимались нащечниками шлема.
Лобанов ничего не сказал, потопал, куда велено, и вышел на арену, окруженную рядами трибун. Все места были заняты римским воинством, а в первом ряду восседал комсостав. Сергей ожидал увидеть под ногами песок, но римляне его ожиданий не учли – посреди арены поднимался большой дощатый помост.
– Залезай! – крикнул прыщавый и пнул Лобанова.
Сергей припомнил боевик с Брюсом Уиллисом в главной роли и произнес:
– Еще раз ударишь – убью!
Сириец глумливо ухмыльнулся и треснул Лобанова кулаком под дых. Сергей напряг пресс, смягчая выпад. Сделал вдох и вырубил прыщавого ударом лянцян – костяшками пальцев в кадык. Сириец опрокинулся на спину и уже не встал. Трибуны взревели, черные провалы глоток изрыгли хулу и проклятия. Гай Нигрин встал и поднял руку. Амфитеатр мгновенно затих.
– Мы сидели близко и все слышали! – объявил командующий. – Гладиатор предупредил Амада, но тот не внял! Будем считать это первой победой… э-э… как тебя? – Нигрин защелкал пальцами.
– Сергий Роксолан! – громко назвался Лобанов.
– …Сергия Роксолана! Кто следующий? Кто примет вызов?!
Лобанов осмотрел амфитеатр. На одной из трибун возникло шевеление, и на арену спустился римлянин в анатомической кирасе, но без шлема. Перед собой он толкал связанного Ширака. Лицо сака, покрытое синяками, было каменно-неподвижным.
– Вот он – следующий! – закричал легионер. – Сам напросился! Хочу, грит, сдохнуть со всеми вместе! Ну я ж не зверь! Чего б не помочь человеку?
Трибуны откликнулись хохотом и свистом. Легионер, посмеиваясь, разрезал Шираку путы и подтолкнул сака к помосту.
– Залезай давай! И ты не стой! – прикрикнул он на Лобанова.
– А давай с тобой? – предложил Лобанов. – Помесим друг друга! А?!
Легионер хохотнул.
– Потом как-нибудь!
Трибуны взвыли.
– Плотий Вар, отметель варвара!
– Ты ж не зверь!
– Да чего б не помочь человеку?
– Хо-хо-хо!
– Га-га-га!
Плотий Вар побагровел, а командующий встал и крикнул, сводя все к шутке:
– И не надейтесь! Примипил мне еще пригодится! Садись, Плотий!
Красный Плотий Вар уселся, и тут же ударил гонг.
– Дерись давай! – заголосили с трибун.
– Ставлю на сака!
– Ну и дурак!
– Десять на Роксолана!
– И я десять!
Ширак вспрыгнул на помост и протянул руку Сергею. Лобанов ухватился за нее и оказался рядом с саком.
– Убей меня, слышишь? – тихо проговорил Ширак. – Мне все равно хана, но лучше уж от тебя… Хотел уже жилы себе перегрызть, но для воина это позор – уйти самому…
– Ширак… – тяжело сказал Лобанов. – Ты ж свой…
– Потому и прошу! – с силой сказал сак. – Души меня уже лишили… Выбей жизнь из тела!
На трибунах зароптали:
– Кончай болтать!
– Бей!
– Порви его!
Ширак ударил Лобанова в полупрыжке. Лобанов ушел с линии атаки, поворачиваясь спиной, и влепил саку удар ногой назад в голову. Ширак опрокинулся на спину, но тут же вскочил.
