Девушка вдыхала через раз, в горле у нее страшно клокотало, на губах пузырилась кровь. Вдруг глаза ее открылись, Авидия узнала Сергея и улыбнулась.
– Сергий… – прошептала она ласково. – Как хорошо, что ты со мной… Киклопик…
Великан-германец застонал, тягая себя за поседевшие космы.
– Пустите!
Рядом присел Искандер, рванул снятую с кого-то тунику, скомкал в пару тампонов, зажал страшную рану.
– Помоги! – взмолился Сергей.
Искандер не ответил, лихорадочно пытаясь унять вытекающую кровь. Девушка резко побледнела, груди ее едва трепетали, грозя погасить слабый огонечек жизни.
– Мы ее теряем! – выкрикнул Искандер, забывшись.
– Нет! Хоть что-нибудь!
– Я ничего не могу! Тут никто не поможет! Рана смертельная! Это чудо, что она не умерла сразу!
Лобанов сильно зажмурился. Глаза жгло нестерпимо.
– Сергий… – прошелестел голосок.
Лобанов широко раскрыл глаза. Авидия смотрела на него ясно и печально.
– Не плачь, – утешила она его, – все хорошо… Вот же он, ты, вот… я держу тебя за руку… вижу тебя… Помнишь ту крипту, где мы были с тобой?
– Помню, – хрипло выдавил Сергей.
– Похоронишь меня там, хорошо?
– Хорошо… – сглотнул Лобанов.
– Скажи еще, что ты меня любишь…
– Я люблю тебя!
– А я – тебя…
Авидия Нигрина улыбнулась Сергею и умерла. Киклоп завыл в голос.
– Киклоп, – сказал Сергей чужим голосом. – Этого – к Заре и Баре!
Он указал на Сикста.
– Я мигом! – люто оскалился Киклоп.
Сикст заверещал, но германец скрутил его и сунул под мышку. Христиане стояли как оплеванные. Подскакали Гефестай и Эдик.
– Ушли! – яростно крикнул сын Ярная. – Там тупик и дверь железная! Пока мы в обход… все!
– Ничего, – спокойно сказал Сергей, – найду!
Он взял на руки тело Авидий и понес в дом. На аллее его встретил понурый Киклоп.
– Отдал? – спросил Сергей.
– Кушают… – вздохнул Киклоп.
– Возьми ее и отнеси в ту крипту… Слышал, что сказала Авидия?
Киклоп кивнул и принял драгоценную ношу. Единственный глаз великана заблестел, смаргивая искристую каплю.
– Это Мир-Арзал, – тихо сказал Эдик.
Лобанов обернулся. Все его друзья стояли рядом – и Эдик, и Гефестай, и Искандер. Объезжая расходившихся христиан, подъезжали сникшие Акун и Кадмар, Уахенеб и Регебал.
– Я знаю, – по-прежнему спокойно ответил Сергей. – Они все умрут. Сегодня.
7
Похоронное шествие, провожавшее прах Траяна, торжественно двигалось по улице Виминальских ворот. Впереди шагал десигнатор – распорядитель похорон, сопровождаемый дюжиной ликторов в темно-серых тогах. За ними топали ликторы императора, а сам Адриан, сопровождавший урну с пеплом умершего, покачивался в паланкине, на бугристых плечах восьми нубийцев, черных и могучих, как духи пустыни.
Музыканты извлекали из погребальных флейт звуки тоскливые и нудные, но музыку забивал плач и вопли плакальщиц в траурных одеждах.
Преторианцы шли двумя плотными шеренгами, отгораживая носилки принцепса от многотысячной толпы. С тыла обоих императоров, живого и почившего, прикрывала тысяча легионеров, ветеранов Дакийских, Парфянских и прочих войн, развязанных драчливым Траяном. Легионеры несли золотые венки, дарованные городами империи.
За легионерами шествовали жрецы – авгуры с загнутыми посохами; фламины Юпитера, Марса и Ромула, Флоры и Помоны, с митрами на головах; двенадцать салиев в расшитых туниках, стянутых военными бронзовыми поясами, в багряных трабеях, со щитами и жезлами; гаруспики – гадатели по внутренностям; фециалы – жрецы, объявляющие войну и заключающие мир; арвалы – жрецы Цереры; целомудренные весталки в белых покрывалах с пурпурной каймой.
Весталок догоняли семь жрецов-эпулонов, децемвиры сивиллиных книг, тридцать курионов и двенадцать понтификов в пышных латиклавиях.
Валом валили сенаторы, всадники, матроны, патрицианки, простые граждане и легионеры, вольноотпущенники и рабы.
Лобанов вел гладиаторов параллельно улице, пробираясь дворами. Протиснуться даже в переулки было невозможно – толпа, охочая до зрелищ, забивала все свободные места, портики, ступени, ниши, торчала на заборах, высовывалась из окон…
Лобанов скакал и посматривал в редкие просветы, улавливая то крышу паланкина, то качавшиеся штандарты, то фасции ликторов.
– Бесполезно! – крикнул Гефестай.
– Давайте сразу на форум Траяна! – решил Сергей.
Они поскакали вдоль гигантской аркады акведука Марция. Сергей самому себе напоминал не слишком толкового робота, выполнявшего несложную программу, – править конем, с холодной настойчивостью высматривать врага и ни о чем не думать. Он замертвел, заледенел, на душе было погано – паршивей некуда. Погрузиться с головой в тоску и отчаяние мешало дело. И хорошо, что исполнение долга и жажда мести сочетались! Сергей искривил губы в страшненькой улыбке – покойся с миром, Авидия Нигрина! Я справлю по тебе тризну, я уничтожу всех до единого! И Гая Авидия, и Квиета, и Мир-Арзала – всех! Ни одну падлу хоть из того, хоть из этого времени не пожалею!
У Санквальских ворот четверка с ходу врезалась в гущу сражения – купленные Квиетом ауктораты – вольнонаемные гладиаторы, резали преторианцев.
– Эдик! – крикнул Сергей. – Искандер! Слева!
– Так точно!
Не растратив силы с утра, Лобанов рубился остервенело, отмахиваясь от бывших своих коллег, выбравших сомнительную славу гладиаторов, калеча, убивая сразу и добивая тех, кого сделал калекой. В одном из преторианцев он узнал Луция Мединия. Тот поприветствовал Лобанова и пал от руки пронырливого ауктората, худого и прыщавого типчика. Сергей бросил коня на худого и с размаху удалил тому прыщи. Вместе с головой.
– Бей! Бей! – орали ауктораты, наседая двумя группами по пять человек и зажимая преторианцев в клещи.
– Pollice verso! – вопили преторианцы, рубясь на два фронта.
Четверка Лобанова изменила соотношение сил. Гефестай шинковал гладиаторов, как шеф-повар капусту, – опускал меч, вздергивал и приговаривал:
– Это за папу! Это за маму!
– В грудинку тебе! – орал Эдик, ухайдакав одного, разворачивался и добавлял: – А тебе в филей, с-сучок замшелый!
Разбив одну группу, четверо друзей объединились и «доработали» оставшихся в живых.
– Как звать тебя? – крикнул преторианец, старший по званию.
