Зухос глубоко вздохнул. Зрелище его позабавило – и уняло тягу к убийству. Хлопнув в ладоши, он сказал:
– Номарх, слушай меня!
Квинт Нигидий Хилон вытаращился, внимая слову.
– Я сейчас уйду, – сказал тот, – а ты собери отряд и беги хватать Зухоса! Видишь, что этот гад учинил?! – бывший жрец обвел рукою место побоища. – Запоминай! Зухос отправился к Зешер-Зешеру, его настоящее имя – Сергий! С ним еще трое – Александр, Гефест… или Гефестай, и Эдуардус. И еще четыре раба! Понял?
Номарх заторможено кивнул.
– Молодец… Схватишь всех восьмерых! Но не убивай, слышишь? Отправишь их в каменоломни!
– Слушаю!
– Надо говорить: «Слушаю и повинуюсь!» – развлекался Зухос.
– Слушаю и повинуюсь!
– Молодец! Сосчитаешь до пяти и приходи в себя. И исполняй мой приказ!
Зухос махнул рукой слугам, и поспешил удалиться, а номарх забубнил на египетском:
– Уа, сон, хемет, туа, сас…
На счет «пять» он сильно вздрогнул, не выдержал и заорал, с ужасом обозревая свиту – десять окровавленных трупов.
– На помощь! – завопил он, не трогаясь с места. – На помощь!
На Восточной улице показался римский патруль. Легионеры двигались неспешно, но, узрев трясущегося номарха, махом обрели резвость.
– Ну, все, – хмыкнул Зухос, выглядывая из-за кольчатого ствола пальмы. – Дело на мази. В гавань!
Слуги дисциплинированно построились, провожая хозяина к реке.
Переправа на западный берег не заняла много времени – миапарон плавно обогнул остров, одолел канал за участком суши, со всех сторон окруженным водой, и причалил к ступеням Рамессеума. Касаясь секхема под полою химатия, Зухос сошел на берег и поднялся к заупокойному храму Рамсеса Великого.
За минувшие века песок стер со стен пилонов красочные росписи, но с глубоко врезанными барельефами, словно утопленными в камень, ничего поделать не мог. Окинув взглядом громадную каменную плоскость, изрезанную фигурами Рамсеса, Зухос прошагал прямо в ворота храма. Створы их обвисли, от золотых украшений остались лишь отпечатки, более светлые на фоне патины, затянувшей бронзовые листы. Никто не охранял Рамессеум, воздвигнутый за упокой души великого фараона, но и тащить отсюда особо было нечего. Так и стоял «Дом миллионов лет», ветшая и выветриваясь.
За воротами, во внутреннем дворе, высилась гигантская статуя Рамсеса из розового сиенита. Она изображала фараона, восседавшего на троне, и от земли до короны на голове изваяния было тридцать пять локтей!
Бывший жрец Себека шагнул в тень сводов гипостиля, в «зал божественного откровения». Здешние фрески не стерлись и не поблекли. Вот грозный Рамсес совершает подвиги, препятствуя нашествию хеттов. А вот устраивает празднество в честь Мина, очень древнего бога плодородия – о таком уж и забыли все! – и приносит в жертву белого быка. А с той стороны выступает целая процессия сыновей и дочерей Рамсеса – десятки царевичей и гологрудых царевн.
– Торнай, выставь дозоры!
– Будет исполнено! – прошелестело в ответ.
Идти пришлось долго, Ремессеум растянулся – ого-го! И, чем дальше уходил Зухос, тем плотнее смыкалась тьма. Вспомнив свидание с Иосефом, он передернулся. «Зал отдохновения»… «Зал жертвенных столов»… Свободного пространства оставалось все меньше, колонны словно сближались, в попытке раздавить наглого пришельца. Около самого наоса было светло – потолочная плита рухнула, и солнце утыкало лучи в одинаковые пилястры – статуи Рамсеса в образе Осириса.
– Наос! – пробормотал Зухос.
Огромный архитрав, опертый на толстые колонны, был расписан – от колонны до колонны простирала крылья богиня Маат. И дальше, по стенам, тянулась целая процессия богов и богинь. Посреди наоса, на бронзовых подпорках, покоилась барка Амона, рассохшаяся и серая от пыли.
Зухос зашарил глазами по стенам, выискивая замок. Где она, вторая дверь? В гермопольском храме Тота, выстроенном по приказу Птолемея, замок обнаружился в круглом картуше… Мужчина приблизился к огромному барельефу. Рамсес сидел на троне, в голубой короне кхепереш, сложив на груди регалии… А вот и картуш! С волнением Зухос обнаружил отверстие в самой середке окружности, замыкавшей Царские знаки. Он бережно вставил в «замочную скважину» секхем и повернул его. Крутнулся весь картуш, и пол под ногами вздрогнул. Подумав, Зухос Уперся обеими руками в плиту с изображением царя на троне, и та подалась, отъехала с гулом, катясь на металлических шариках по выбитым в каменном полу ложбинкам.
Затхлый воздух коснулся ноздрей. Бывший жрец обошел плиту. Свет из наоса дотягивался до этого маленького хранилища, где можно было руками дотянуться до любой из глухих стен. А в передней стене имелась ниша, и в нише лежал ключ от третьей двери… Это был некхакха, символ защиты, церемониальный кнут, который фараон, сидя на троне, держал в руке. «Три регалии подряд!» – обрадовался Зухос.
– Еще два шага! – прошептал он. – Еще два шага, и целый мир не остановит меня!
2. Западный город Джеме, Зешер-Зешеру
[47]
– Ты уже бывал в Египте? – спросил Искандер, вертя в пальцах уджат, «Око Хора», свисавший с крепкой шеи Сергия.
– Навещал, – подтвердил Лобанов.
– И в Карнак заглядывал?
– А как же! Ты это к чему?
– А к тому, что Карнак – он во-он там, за той пальмовой рощей! Видишь, где пилоны? Называется Ипет-Сут. И в Луксоре был? Это Ипет-Рисет. И там, и там храмы Амона. Ко-лос-саль-ные! И где в них искать замок под этот ключик? Я даже не представляю себе, – Искандер вновь уставился на уджат. – Хоть бы указали, в каком храме искать! Там же такие залы… Никаких шансов!
– А ну-ка, – протянула руку Неферит, и положила уджат на ладонь. – Какая же я глупая! – воскликнула она. – Гляди, Сергий, это же левое око!
– Вроде, да, – скосил глаза Сергий.
– А я почему-то думала, что правое! Понимаешь, уджат с правым глазом связан с Солнцем, и замок под него следовало бы искать в Ипет-Сут. А тут – левый, связанный с Луной. Значит, замок не здесь, не на этом берегу, а в «Святой святыне Амона», в Зешер-Зешеру. Это за рекою, в Джеме!
– Уверена? – спросил Сергий.
Неферит утвердительно кивнула.
– Тогда чего мы ждем? Вперед!
Собрались быстро, только Кадмар был какой-то вялый.
– Что-то ты мне не нравишься! – заявил Искандер, оглядывая заморенного галла.
– Да просто голова болит.
– Оставайся тогда, полежи, – прогудел Гефестай.
– Нет, нет, – замотал больной головой галл, – я со всеми!
