– Жаль, что сегодня нет парада на Пенсильвания-авеню, – заметила Джейн, – это так красиво! А еще жаль, что вы прибыли не весной, когда город в вишневом цвету.
– Что поделать, – согласился Виктор, – уж когда прибыл, тогда и прибыл. А до магазина еще далеко?
– Совсем нет. Он тут за углом.
Но стоило им свернуть за угол, как они тут же наткнулись на компактную толпу, в основном из мужчин с черной повязкой на рукаве, на которой были изображены две буквы «L» по обеим сторонам белого круга с черной пятиконечной звездой внутри. Таким образом, получалось «LOL», или «ухохатываюсь», но на это, видимо, чувства юмора у носящих повязки не хватило. Толпа скандировала «Америка – американцам!», что, впрочем, за углом уже не было слышно, ибо заглушалось шумом улицы, пара чуваков носила на шее картонные плакаты с надписью «Boycott»
[52]
, и кто-то малевал на витрине магазина белую шестиконечную звезду. От толпы отделился небольшой широкоплечий кент не слишком спортивного вида, шагнул навстречу Виктору и, вскинув вверх согнутую под сорок пять градусов руку с кулаком, заорал «Save Long!»
[53]
. От него несло чем-то вроде самогона. Не успел Виктор сообразить, как чувак снова заорал, теперь уже на него:
– Почему вы не кричали «Save Long»?!
«Ну вот, не хватало только на экстремистов нарваться», – подумал Виктор. Не успел он сообразить, как реагировать, как Сэллинджер показал толпе значок USS и процедил сквозь зубы с расстановкой:
– Уот зе фак! (Что за дела?
[54]
)
– Все в порядке, сэр, – растерянно пробормотал толстяк, попятившись, – прекрасная погода, сэр.
– Я люблю дождь, – так же многозначительно процедил Сэлинджер, – потому что чистые окна.
– Один момент, сэр. Все будет о’кей.
Толстяк повернулся и что-то там заорал, чего Виктор не совсем понял. Все-таки разговорный инглиш, да еще тридцатых, требует практики. Звезду начали угодливо и неуклюже размазывать по стеклу. Сэллинджер жестом со словами «плиз, сэр» пригласил Виктора следовать дальше.
– Следующий магазин недалеко, – успокоила Джейн, – и там тоже недорого.
– А это что у вас, типа нацисты?
– Нет, это Эл-Эл, «Линкольн Легион». Одна из организаций под эгидой отца Кофлина. А что такое «типа нацисты»? Или русский язык изменился?
– Это сленг. «Типа» – это «что-то вроде». А если чисто конкретно, то сказали бы «в натуре нацисты».
– Понятно. «Типа» – это неопределенный артикль, «в натуре» – определенный. Странный жаргон.
– А что это за «Линкольн Легион» и что они делают? – Виктор не хотел слезать с темы. Об отце Кофлине он слышал мельком в «У нас это невозможно».
– Во времена Депрессии огромное число ни в чем не повинных людей сидело в тюрьмах. Точнее, это были люди, которых голод толкнул на незначительный проступок – украсть кусок хлеба или мелкую монету. За эти преступления надо было в первую очередь судить организаторов голода. Лонг добился массового пересмотра дел особой реабилитационной комиссией. Если заключенный заявлял, что хотел бы вступить в «Линкольн Легион», его дело рассматривали без очереди и по упрощенной процедуре, под поручительство Кофлина. Так набрали целую армию освобожденных. Представляете радость народа, когда к семьям из тюрем вернулись кормильцы!
– Представляю… А дальше что?
– Члены Эл-Эл обязаны участвовать в различных общественных действиях. Например, бойкотировать те предприятия, владельцы которых выступают против Новой Демократии. Видимо, владелец магазина финансировал деструктивную оппозицию. Ну если человек начинает на свободе нарушать закон или выясняется, что он вступил в Эл-Эл, чтобы оказаться на свободе раньше других, поручительство отца Кофлина кончается.
– То есть, если они не будут протестовать против того, на кого укажет Кофлин, их назад на зону отправят?
– Ну это немного упрощенно… Отец Кофлин защищает интересы американского народа.
– Кто бы сомневался.
– Сейчас под его эгидой много чисто добровольных организаций. Американский Легион, «серебряные рубашки», даже «Блэк Хандред» – «Черная сотня». Но это не та, что в России, это организация негров-христиан. Развитие законодательства не поспевает за созданием новой демократии, и там, где несовершенен закон, играет роль общественное мнение.
– А общественное мнение формирует этот… Кофлин?
– Он его отражает. Кому же знать прихожан, как не священнику? Они же к нему исповедоваться ходят. А паства уже за ним идет.
– К избирательным урнам?
– И к ним тоже. А что, в этом для вас что-то новое?
Офигеть, подумал Виктор. Попеску обзавелся собственными штурмовиками и теперь занимается внесудебным преследованием. А заодно, типа оранжевых революционеров, организует волеизъявление масс. У Синклера Льюиса были ММ, здесь LL. «Вперед, легионеры, железные ребята…» Интересно, а что дальше будет? Рэм плохо кончил…
– …Конечно, есть, как теперь принято говорить у вас в России, перегибы, – продолжала Джейн. – Вы обратили внимание, что Галлахер спешил? Это из-за совещания по этническим вопросам. Сейчас возникла проблема – евреи уезжают в Россию.
– В Россию? Из США? – переспросил Виктор, вспомнив, что ему рассказывала Краснокаменная-Ротштейн, но тут же сообразил, что выбирать-то им здесь особо нечего. Израиля пока нет, в Германию – это смешно, Франция на волоске, а в Англию – неизвестно еще что там.
– Да, в Россию. А что вас удивляет?
– Да я как-то просто не интересовался этим вопросом.
Виктор действительно с момента прибытия в третью реальность к еврейскому вопросу интереса совершенно не проявлял, но почему-то все время на него натыкался, начиная с поездки со Ступиным в автомобиле. Казалось просто невероятным, что существование одной из тысяч национальностей на земном шаре так всех волнует в тридцать восьмом году.
– Сейчас в России позиция официальных властей в том, что еврейского вопроса нет, потому что евреев не существует. Считается, что их выдумали, точнее, создали религиозно-культурную секту из людей разных этносов и назвали их евреями.
«А, так вот что значат слова «нас вообще не существует». Понятно теперь».
– Однако для скорейшего заселения Дальнего Востока и противодействия экспансии Японии в районе Биробиджана создана такая территория, где могут заселяться и жить иудоказаки. Простите, что с вами?
– Ничего. – Виктор с трудом сдерживался, чтобы не заржать. Слово «иудоказаки» ему показалось таким же бредом, как и выражение «пархатые казаки» в устах гитлеровского генерала в поезде в «Семнадцати мгновениях весны». Впрочем, раз у них тут антисемитизм цветет, то надо быть готовым услышать все что угодно, включая неполиткорректные выражения.
