– Благодарю, княже! Никогда не забуду твою доброту и ласку!
Великолепный Олав либо забыл, почему покинул Киев, либо сделал вид, что забыл.
– Только я теперь не ярл, а конунг, – сообщил он с широченной улыбкой.
Позади Олава заухмылялись его ближники: тоже молодцы – просто загляденье. И не у всякого ярла найдутся этакие доспехи и такие толстые золотые гривны да браслеты.
Еще удивил Духарева пес. Здоровенная лохматая зверюга размером с мишку-подростка. Но – воспитанная. Вошла со всеми, улеглась и принялась сканировать пространство. Можно не сомневаться: если что не так – прянет аки пардус.
Сергею сразу захотелось такую же.
Владимир еще раз оглядел Олава с головы до ног, решил: проявленного почтения довольно, чтобы забыть о прошлых мелких обидах.
– Будь моим гостем, Олав, сын Трюггви! – провозгласил он по-нурмански. – И ты, и люди твои… Много ль их?
– Четыреста восемнадцать, – ответил Трюггвисон. – Считая тех, что сейчас со мной, и не считая собаки! – и ласково почесал волкодава повыше глаза. – Пока – немного, но будет – больше.
Владимир на мгновение задумался, потом объявил:
– Твоим людям накроют столы в нижнем городе. А мы с тобой попируем вместе! Как в старые времена!
– Вот это праздник! – воскликнул Олав и громко захохотал.
Владимир глядел на него очень внимательно.
«Прикидывает, как вписать Олава с хирдом в будущий поход», – легко догадался Сергей.
Но тут князь тоже засмеялся… И понеслась.
Заманить Олава в будущую ромейскую кампанию не удалось. У сына конунга Трюггви оказались другие дела. Личные и неотложные. Но начал он – издалека.
– Знаешь ли ты, конунг, что я теперь – христианин? – спросил он.
Вот это новость! Стольники Владимира, в подавляющем большинстве – язычники, изумленно переглядывались. Вот уж от кого они никак не ожидали, что примет ромейскую веру. То, что они знали о христианстве, ну просто никак не сочеталось с кровожадной профессией «викинг».
– И что же подвигло тебя, сын конунга Трюггви, на такой шаг? – спросил Владимир. – Мне было бы очень любопытно это узнать.
– Тогда я, конунг, расскажу тебе свою историю, – сказал Олав. – А уж ты сам думай, сгодится ли она тебе. Скажи, слыхал ли ты о том, что Гейра, дочь Бурицлава, вендского конунга, – была моей женой?
– Говорили мне, – кивнул Владимир. – Было время, я думал: уж не сойдемся ли мы с тобой в битве? Но знающие люди сказали: ты не поднимешь против меня меч. И я поверил.
– Верь мне и в будущем, – сказал конунг Олав, глядя прямо в глаза великому князю. – Я в долгу перед тобой, и так будет всегда. Но позволь мне продолжить.
И он продолжил. С обычным для нурманов хвастовством.
– Многое я свершил, пока жил у вендов. Ходил вместе с Бурицлавом-конунгом
[21]
и Отта-кейсаром
[22]
на Датский Вал
[23]
воевать с Хаконом-ярлом, захватившим земли моего отца-конунга. Но Хакон, удачливый в битвах, сумел удержать Вал. Тогда Отта-кейсар посадил свое войско на корабли и переплыл через фьорд в Йотланд. Харальд, конунг данов, поспешил ему навстречу. Была славная битва – и Харальд-конунг бежал.
Но, – продолжал Олав, – к печали моей, Хакона-ярла не было с ним. Сбежал от нас на остров Марсей. Отта-кейсар начал переговоры с конунгом данов, убеждая того принять свою веру и обещая за то стать ему добрым другом. Харальд-конунг сначала противился, но когда святой епископ Поппо взял в руки раскаленное железо и пронес его, а потом показал руки конунгу данов, и тот увидел, что ладонь епископа не обожжена.
Тут Олав умолк, потому что в зале поднялся ропот.
– Ты видел это сам или слышал от других? – спросил весьма заинтересованный Владимир.
– Нет, – ответил Трюггвисон. – Я не видел рук епископа. И вопросы веры тогда меня мало интересовали. Я хотел лишь одного: смерти своего врага Хакона-ярла.
Владимир кивнул.
– Рассказывай, конунг, – разрешил он.
Гул в зале тут же умолк. Тишина нарушалась лишь журчанием напитков, подливаемых в чаши, да собачьей грызней на посыпанном соломой полу.
Огромный пес Олава в собачьих сварах не участвовал. Лежал близ хозяина, величественный и равнодушный. Князь среди собак.
«Нет, я непременно должен добыть подобного зверя. Или хотя бы щенков от него», – подумал Духарев.
– Увидав, какие чудеса творятся Именем Христа, – продолжал Олав, – Харальд уверовал и тоже крестился. А когда наконец прибыл мой соперник, Хакон-ярл, вынудил креститься и его, и его людей
[24]
. И я понял тогда, – вздохнул сын Трюггви, – понял, что Отто-кейсар не убьет Хакона, и я не стану конунгом Норвегии. Так это меня огорчило, что даже явленное епископом чудо не заставило меня уверовать в Христа. Так что ни я, ни мои люди не приняли Крест. Нас никто не принуждал, ведь мы были союзниками. Но, думаю, зря я тогда не крестился. Многие тогда, да и сейчас называют меня провидцем, но на самом деле я был слеп. Может, прими я Крест, как это сделал конунг данов, и Бог пощадил бы мою Гейру.
Тут Олав вздохнул еще печальнее. И все увидели, что глаза его увлажнились. Даже сейчас, спустя много лет, конунг всё еще скорбел об умершей.
– Болезнь отняла у меня жену, – произнес он, совладав с чувствами. – Видно, не благоволили этому браку боги Севера, а Истинного Бога я тогда не ведал. Так что и детей у нас не было, хотя прожили мы вместе три года.
После смерти Гейры не смог я оставаться на земле вендов и ушел сначала к фризам, где воевал славно и хорошую взял добычу, потом бил саксов, скоттов и еще многих, о чем скальд мой Халльфред написал немало добрых стихов, и ты, конунг, и все вы, славные и почтенные люди, если пожелаете, сможете услышать их позже. Я же скажу просто: четыре года провел я в битвах, радуя Одина и Тора. А потом боги моих предков отвернулись от меня. Два лучших корабля потерял я во время шторма, третий, приставший к берегу, был захвачен франками, а люди мои перебиты. Я отомстил за них, однако понял, что удача меня покидает, а люди мои ропщут. Вот тогда судьба привела меня на острова Сюллинги, что лежат на закат солнца от Англии. И там я встретил человека, открывшего мне Истину…
