— Удивлены?
— Не скрою.
— Вы не первый, — рассмеялся мужчина. — Многие, в основном, конечно, мужчины, не понимают моей приязни к саптерам.
— Разве должна быть причина? — Базза пришел в себя и, вернув непринужденный тон, спокойно поддерживал светскую беседу. — Саптеры вам нравятся, этого достаточно.
— Отличное замечание, — одобрил любитель больших сигар и мелких собачек. — Но кое в чем я с вами не соглашусь: причина есть всегда. И в моем случае она прозаична: мне нужно о ком-то заботиться.
Откровение прозвучало весьма неожиданно: во время светской болтовни изливать душу не принято. Дорофеев скривился — на обезображенном шрамом лице появилось угрожающее выражение, — но воспитание заставило Баззу промолчать.
— Я — молодой человек, хочу пожить для себя, и мне, клянусь всем золотом Вселенной, нравится жить для себя. Но здесь… — Абедалоф постучал себя по голове. — Или здесь. — Он прикоснулся к сердцу. — Я испытываю потребность заботиться о ком-нибудь. Мне нужны дети, но я пока не готов их заводить, приходится любить саптеров. — Широкая улыбка. — Вы ведь капитан Дорофеев, не так ли?
— Так, — не стал скрывать Базза. Но от ответного вопроса воздержался, показывая, что ему, в принципе, плевать на имя случайного собеседника.
Любителя саптеров такое поведение не обидело.
— Абедалоф Арбедалочик, директор-распорядитель местного бедлама, — представился он, глядя Баззе в глаза. В одной руке собачка, в другой — сигара, рукопожатие оказалось невозможным, впрочем, оно и не подразумевалось. — Вы ведь знаете, капитан, что это за должность такая: директор-распорядитель? Конечно, знаете. Так что в ближайшие несколько лет мне будет некогда заниматься детьми.
— Вям!
— Дела, дела, дела…
— Зачем вы мне это рассказываете? — поинтересовался Дорофеев.
— В надежде на ответную искренность.
— В чем?
— Есть вопрос, который мучает меня уже несколько лет: почему вас помиловали? — Бестактно, резко, неожиданно. Арбедалочик выдержал паузу, рассчитывая насладиться реакцией капитана, но просчитался: Базза остался невозмутим. И это заставило галанита продолжить прежде, чем капитан раскрыл рот. — Насколько мне известно, все ваши друзья и… гм… коллеги либо погибли на Бреннане, либо были повешены. А вы живы. Помпилио заступился?
— Мессер помог, — не стал скрывать Дорофеев.
— Оценил ваши таланты?
— У меня был и другой весомый козырь.
— Какой, если не секрет?
— Вям? — вопросительно тявкнул саптер.
— Занимаясь вольным промыслом, я атаковал исключительно Компанию, — с издевательской вежливостью сообщил Дорофеев.
Абедалоф тоже сумел сохранить спокойствие. Улыбнулся, утопил докуренную до середины сигару в оказавшемся на столе бокале с игристым и холодно произнес:
— Передайте своему хозяину, что ни он, ни его женщина не смогут мне помешать. Кардония будет принадлежать Компании…
— Позвольте вам представить специального посланника Эрси, маршала Гектора Тиурмачина, — провозгласил мэр и вновь попал впросак. Будучи человеком воспитанным, эрсиец дождался окончания фразы, после чего с улыбкой подошел к виновнику торжества.
— Дорогой Помпилио!
— Маршал.
На правах старого знакомца старик приобнял дер Даген Тура, прикоснулся щекой к его щеке и прошептал на ухо:
— Выглядишь лучше, чем я ожидал.
— Нога болит, — едва слышно отозвался Помпилио.
— Пройдет.
— А если нет?
— Ты заставишь себя забыть о боли.
— Пожалуй.
Простолюдинов, которым дозволялось называть Помпилио на «ты», можно было пересчитать по пальцам, и старик входил в их число. Не мог не входить, учитывая, что Гектор Тиурмачин был одним из двадцати маршалов, составляющих правящую хунту Эрси, и если не по происхождению, то уж по статусу точно был равен Кахлесам.
— Газеты обязательно напишут, что кардонийцы уронили свою честь, сбежавшись на поклон к заезжему адигену.
— Именно поэтому меня встречают как известного путешественника и называют командором, — рассмеялся в ответ Помпилио.
— Поговорим как военный с военным? — шутливо предложил эрсиец.
— На профессиональные темы.
Тиурмачин явился в алом мундире: золотые погоны, аксельбанты, церемониальный кинжал — при полном параде. Мундир сидел на старике как влитой, однако дер Даген Тур не мог не заметить, что со времени их последней встречи Тиурмачин изрядно сдал: седые волосы поредели, глаза слезятся, движения стали медленными.
— Что ты здесь делаешь?
— Приехал на выставку, — спокойно ответил старик. — Присматриваю новинки для армии.
— Совсем как я.
— Удивительное совпадение.
— Случайность.
— Я верю в случайности гораздо больше, чем в умысел. И еще я верю, что нужно дать каатианцам шанс. — Тиурмачин внимательно посмотрел на адигена. — Хорошо бы им никто не мешал.
— Такой задачи передо мной не ставили, — честно ответил дер Даген Тур.
— Вот и славно, — с облегчением произнес маршал. — Нужно будет пообедать как-нибудь…
Музыка неожиданно стихла, и раскрасневшийся мэр громко объявил:
— А теперь, добрые синьоры, — главный сюрприз вечера! Поприветствовать нашего гостя…
В следующий миг его слова потонули в грянувших аплодисментах и восторженных выкриках.
— Несравненная!
— Божественная!
— Прекрасная!
В зал вплыла высокая брюнетка в черном платье, ослепительный вырез которого поверг в волнение всех присутствующих мужчин.
— Этель Кажани!
— В честь нашего гостя: ария принцессы Марии из оперы «Первый Царь»!
И зал окутали первые аккорды знаменитой арии.
Глава 6
в которой Бабарский делает предложение, Помпилио расслабляется, а Лайерак едет на вокзал
— «Семнадцать королев»! Ты еще не был в «Семнадцати королевах»? Лучшие девочки Запределья, самые лучшие! Их всего семнадцать, и хозяин заведения тщательно отбирает…
— Ты до сих пор сидишь на вихеле? Товар хороший, не спорю, но попробуй болиану — кардонийскую траву, которая скоро вытеснит вихель…
Новая тактика уличных зазывал: никаких воплей, лишь ласковые нашептывания, сопровождаемые точно выверенными улыбками и жестами. Вопли всем надоели, а при использовании новой тактики появлялось ощущение, что не товар с услугами тебе по нахалке впаривают средь бела дня, а старый друг дает добрый совет, к которому стоит прислушаться.
