Сестра Рагхавендра вошла в комнату вслед за ним, выпустила Фиджета, открыла саквояж и начала вынимать оттуда пузырьки, бинты и другие орудия своего ремесла.
— Мне понадобится тазик с горячей водой, — сказала она. — И это займет какое-то время. Я никогда не видела столько ран и порезов! Бедняга, он, наверное, ужасно страдал от боли.
Алджернон Суинберн открыл глаза.
— Да, — прошептал он. — Но я выдержал!
Часов в девять вечера Суинберн, сидя на кровати, ел маленькими глотками сытный мясной бульон. Сэр Ричард Фрэнсис Бёртон принес в спальню дополнительные стулья, на которых теперь сидели сестра Рагхавендра и только что подъехавший детектив Траунс. Миссис Энджелл разрешила молодой леди находиться в обществе мужчин только потому, что та была профессиональной медсестрой и состояла в Сестринстве благородства и великодушия.
— Не знаю, что тебе сказать, — заговорил Траунс, поудобнее устраиваясь на стуле. — Мы не можем войти внутрь — все закрыто, там настоящая крепость. Сверкают огни, внутри видны искрящиеся машины… и ни души! Черт его знает, что за стекло они используют: мы били по нему ломами — никакого результата. Что касается дверей, по-моему, даже динамит не сдвинет их с места. Конечно, я выставил посты вокруг здания, но что толку? Видите, капитан Бёртон, я поверил, что у вас есть веская причина для такого рейда. Нельзя ли теперь узнать поподробнее?
— Вот, инспектор, спросите моего друга. Уж он-то вас просветит! Позвольте представить: мистер Алджернон Суинберн, поэт.
— А! Последователь маркиза де Сада… — выпалил Траунс.
Мисс Энджелл чуть не выронила чайник.
— Да нет… я хотел сказать… э… — промямлил детектив.
Суинберн хихикнул:
— Рад познакомиться, инспектор, и уверяю вас: хотя я и склонен к некоторым порокам упомянутого вами джентльмена… нет, это слово вряд ли для него подходит… Так вот… эти раны я сам себе не наносил и никого об этом не просил.
— Надо же! Это меняет дело… — съехидничал Траунс.
Миссис Энджелл с тревогой поглядела на сестру Рагхавендру.
Бёртон поднял руку:
— Траунс, не забывайте, что здесь леди. А теперь, Алджи, расскажи нам все, что с тобой приключилось.
Поэт не без удовольствия прилег на подушку и закрыл глаза. Потом стал описывать, как учился чистить трубы у Винсента Снида, далее перешел к событиям на кладбище и наконец в подробностях изложил свой разговор с Чарльзом Дарвином.
Он говорил спокойно и завораживающе, и Бёртон поймал себя на мысли, что его друг действительно обладает ярким талантом рассказчика и, наверное, может стать известным литератором, если, конечно, прекратит пить…
Суинберн закончил. Воцарилось молчание.
— Ну и ну! — промолвил наконец Траунс. — Да они просто маньяки!
— Они наглецы, — заметил Бёртон, — потому что самонадеянно вмешались в естественный порядок вещей. Но результаты их эксперимента будут весьма сомнительными и, безусловно, не такими, каких они ждут. И даже если им удастся получить какие-то первичные результаты, понадобится несколько поколений, чтобы завершить эксперимент. Экспериментаторы просто-напросто не доживут до этого времени. В общем, все бессмысленно!
— Я так и сказал Дарвину, — кивнул Суинберн. — Тот согласился, что Время — важная проблема, но заверил, что знает, как с ней справиться. И тут, как назло, появился Олифант и не дал ему договорить…
— Время… — задумчиво произнес Бёртон. — Очень интересно. Вот что я думаю: в деле Джека-Попрыгунчика Время тоже является ключевым понятием. Это ключ ко всему, понимаете?
— А ты говорил, что Олифант чуть ли не слово в слово повторил тебе то, что Джек сказал раньше… — уточнил Траунс.
— Да. Именно так.
— Я добьюсь ордера на арест Чарльза Дарвина по обвинению в похищении людей, незаконных медицинских экспериментах и по подозрению в убийстве, — заключил Траунс. — Представители Церкви будут довольны, не сомневайтесь! Сестру Найтингейл надо найти и допросить: она, похоже, в гуще событий. Лоуренсу Олифанту можно предъявить обвинение в убийстве Билли Таппера. Уверен — его ждет виселица. Что касается Изамбарда Кингдома Брюнеля… тут сложнее… Я не могу арестовать человека — если он еще человек — только потому, что он изобретает машины и остается живым, когда все считают его мертвым.
— Кстати, — спохватился Суинберн. — Где пальто? Я подобрал пальто Олифанта. Где оно?
— Здесь, — ответил Бёртон. Он подошел к шкафу и вынул оттуда еще мокрое от дождя пальто.
— Я думал, в нем бумажник, записная книжка или еще что-то в этом роде.
— Молодец, парень! — воскликнул Траунс.
— Огюст Дюпен, — улыбнулся Суинберн.
Траунс поглядел на него в недоумении.
Бёртон быстро осмотрел пальто. Вытащил серебряные карманные часы, шелковый шейный платок, пачку сигарет, слабо пахнущих опиумом, набор странных предметов, которые Траунс идентифицировал как отмычки, четыре ключа на связке, карандаш и… — к восторгу Суинберна! — маленькую записную книжечку.
Быстро перелистав страницы, они обнаружили записи о всех двадцати восьми похищенных, их имена и возраст. К сожалению, ничего нового они не узнали — Жук уже сообщил им все это.
Попадались записи о каких-то встречах, стояли даты, но места не указывались. Были еще закодированные заметки, однако Бёртон, как опытный лингвист, сразу понял, что их невозможно расшифровать. Больше ничего особенного они не нашли.
— Есть еще шляпа, — неуверенно произнесла миссис Энджелл.
— Шляпа? Какая?
— Та, которую альбинос потерял, когда выпрыгнул в окно. Я положила ее на полку в холле. Принести?
— О, миссис Энджелл! Вы великолепны! Я сам сбегаю!
Бёртон выскочил из комнаты и вприпрыжку полетел вниз по лестнице.
Миссис Энджелл стала разливать горячий сладкий чай.
Сестра Рагхавендра взбила подушку Суинберна, и тот вздохнул от удовольствия.
Детектив Траунс пошарил в кармане, вытащил сигару, посмотрел на дам и засунул ее обратно.
Бёртон появился на пороге.
— Можно я вас расцелую, миссис Энджелл?! Вот что я нашел за подкладкой.
Он показал всем маленький квадратный кусочек бумаги, на котором было нацарапано несколько слов карандашом. Он прочитал их вслух:
— «Срочно! О подтверждает: ЧБ 2909 2300. Д д? Б д? Н д? С.»
— Еще один код, — проворчал Траунс.
— Нет, это не код, старина. Это сокращения, — уверенно ответил Бёртон.
— Сокращения чего?
