— Посмотри на букву «д» в предложениях с вопросительным знаком. Простейший возможный ответ на любой вопрос: «да» или «нет». Если «д» — это «да», тогда знак вопроса означает, по-моему, требование подтверждения.
— Ага, понял тебя! — оживился Траунс.
— И, выслушав Алджи, разве можно сомневаться, что «Д», «Б» и «Н» означают «Дарвин», «Брюнель» и «Найтингейл»?
— Ей-богу, ты прав! Это очевидно. И «О» — это Олифант, которого просят подтвердить что-то о них. Но кто такой «С»?
— Не знаю. Пока. Этот загадочный «С» просит подтвердить два ряда номеров, которые, я уверен, являются датой и временем в двадцатичетырехчасовой системе отсчета. То есть 29 сентября, одиннадцать часов вечера. Вечер следующего воскресенья.
— Слушай, Бёртон, ты гений! Я бы мусолил эту задачку несколько часов. А что такое «ЧБ»?
— Чертов бред! — с энтузиазмом выпалил Суинберн.
— Глупыш, — улыбнулся Бёртон. — Это место встречи.
— Если действительно существует связь между Джеком-Попрыгунчиком и Олифантом, как ты предположил, — рассудил Траунс, — не может ли «ЧБ» означать «Чернеющие башни»? В конце концов, там жил Бересфорд, которого подозревали в том, что он и есть Джек, и который был предводителем «развратников».
— И Олифант его наследник! — обрадовался Суинберн.
Бёртон пожал руку Траунса.
— Молодец, старина! Ты попал не бровь, а прямо в глаз!
— Не уверен, — смутился инспектор. — Возможно, совпадение.
— Слишком уж большое. Теперь нам осталась только буква «С». Кто наследник маркизата Бересфорда? Есть у него сын?
— Нет, он умер, не оставив наследника, и маркизат прекратился. «Чернеющие башни» перешли к его двоюродному брату, достопочтенному Джону де ла Пое Бересфорду, который сейчас возглавляет организацию по борьбе с голодом в Ирландии и никогда не был в Англии. Свою собственность он сдает через агента Флагга некоему Генри Стеклоу. Я о нем ничего не знаю. Флагг и сам не видел Стеклоу — они общались только в переписке. Может, он и есть загадочный мистер «С»? А, Бёртон?
— Вероятно, — задумчиво ответил Бёртон. — Хотелось бы посмотреть на этого Генри Стеклоу. Если действительно в воскресенье вечером О, Д, Б и Н собираются дружески поболтать с ним в «Чернеющих башнях», то там должно быть и второе «Б» — я, Бёртон!
— Ты собираешься следить за ними? Возьми меня с собой! — крикнул Траунс.
— И меня… — робко попросил Суинберн.
— Нет, — решительно возразил Бёртон. — Я пойду один, так надо. Про тебя, Алджи, вообще речи нет — ты не в форме. Один человек движется тише, чем трое — я знаю по опыту. Я выполнял в Индии задания сэра Чарльза Нейпира, в том числе повышенной секретности.
— Но ты хотя бы позволишь мне быть поблизости? — проворчал Траунс. — На случай, если тебе потребуется помощь. Мы можем все разведать, а потом обрушить на них полицейский эскадрон, что скажешь?
— Если мы так поступим, — отрезал Бёртон, — то никогда не узнаем их планы в полном объеме и не поймаем Джека-Попрыгунчика.
— Я настаиваю на своем участии, — заверещал Суинберн, хлопая руками по простыням. — Меня рано списывать со счетов!
— Мистер Суинберн, — испугалась сестра Рагхавендра. — Вы что? Лежите в постели, сэр! Вы сейчас не в состоянии выполнять опасные миссии.
— У меня еще целых два дня на восстановление, уважаемая леди! И я буду совершенно здоров. Ричард, возьми меня!
Бёртон покачал головой.
— Ты и так уже внес значительный вклад в это дело. Ты чуть не погиб!
Суинберн откинул простыни, выпрямился в своей пижаме, которая была ему явно не по размеру, и встал, слегка подпрыгивая и дергаясь всем телом.
— Да! — крикнул он визгливо. — Да! Этот дьявол почти убил меня. И ты знаешь, что я вынес из этого опыта? Я…
Он раскинул руки и едва не потерял равновесие. Все вскочили со своих мест, чтобы не дать ему упасть. Но поэт удержался на ногах, встал в театральную позу и продекламировал:
«И он, который любит жизнь, все ж должен умереть
Собачьей смертью злой:
Ведь меньше любит он ее, чем ненавидит все,
Что делает под солнцем человек.
Иначе жизнь его была б сильнее, чем
Судьба и время».
[17]
Его колени подогнулись, он привалился к стене и медленно сполз по ней на пол.
— Господи, — всхлипнул он. — Как мне худо…
Сестра Рагхавендра схватила его за плечи, уложила в кровать и подоткнула простыни со всех сторон.
— Лежать! — приказала она. — Вы даже встать не можете, а еще собираетесь охотиться за каким-то мистером Стеклоу. Вы меня поняли? Принимать лекарства и пить три раза в день мясной бульон — вот что вы сейчас должны делать. Вы проследите, миссис Энджелл?
— Да я буду его с ложки насильно кормить, если попробует упрямиться, — решительно ответила хозяйка дома.
— Я что, заключенный? — слабо запротестовал поэт.
— По меньшей мере на два дня, — подтвердил Бёртон. — Посмотрим, как ты будешь чувствовать себя в воскресенье. Сестра, вы сможете навестить его?
— Конечно. Мистер Суинберн — мой пациент. Я буду наблюдать за ним, пока он не выздоровеет.
— О блаженство! — прошептал Суинберн.
— Кстати, капитан, — добавила медсестра, — если я могу еще чем-то помочь, просите, не стесняйтесь.
Детектив Траунс взял свою шляпу и смахнул сажу с полей. Миссис Энджелл, неодобрительно поджав губы, проследила, как она летит на пол.
— Я заскочу завтра, капитан, — сказал Траунс, пятясь к двери. — Надо обсудить наши планы на воскресенье. Как ты думаешь, мистер Стеклоу… не наш ли это Джек-Попрыгунчик?
— Не имею ни малейшего понятия, инспектор, — ответил Бёртон. — Но скоро узнаем!
Глава 15
«ЧЕРНЕЮЩИЕ БАШНИ»
«Я категорически против изложения правил и условий, соблюдаемых при конструировании мостов, ибо будущий прогресс может быть скован или затруднен записью или регистрацией в виде закона того, что является предубеждениями или ошибками современности».
Изамбард Кингдом Брюнель
Усадьба «Чернеющие башни» полностью соответствовала своему названию. Это поместье, находившееся недалеко от деревушки Уотерфорд, рядом с Хертфордом, занимало около сорока акров и было окружено высокой стеной из шаткого серого камня. За этим непрочным ограждением тянулась ухабистая земля, по большей части заболоченная или изрытая страшными впадинами, словно лицо, изъеденное оспинами. Над лощинами стекал с неба зеленоватый пар, кривые гниющие деревья в блеклом свете луны отбрасывали на землю тревожные шевелящиеся тени. Жалкая растительность — сорные травы и редкие кусты ежевики — только усиливала общий неприглядный вид.
