— Тут настоящий лабиринт!
— Вот столовая, сэр, — сказал Брок, открывая дверь.
Оксфорд вошел в длинную мрачноватую комнату. Стены были увешаны портретами сурового вида стариков. Над банкетным столом висела массивная люстра. Увидев его, Бересфорд встал.
— О, дорогой мистер Оксфорд, вы выглядите намного свежее. Одежда подошла вам?
— Да, спасибо, — ответил путешественник во времени, хотя, по правде говоря, одежда была ему мала, и ткань натирала кожу.
Брок довел его до противоположного края стола и отодвинул стул.
Он сел.
Камердинер поклонился Бересфорду и исчез. Появился дворецкий, подошел к столу и налил в бокалы красное вино. Две служанки засуетились, принося тарелки с мясом и овощами. В нос Оксфорду ударили неприятные запахи: мясо явно мариновали в масле и жире, а он терпеть не мог жирной пищи. Он с опаской поглядел на мясо, с которого стекали ручейки жира. Но голод взял свое, в желудке заурчало.
Одним глотком Бересфорд осушил бокал, который дворецкий тут же наполнил вновь, и громко спросил:
— Как с памятью, друг мой? Она вернулась к вам?
Оксфорд замялся.
— Милорд маркиз…
— Генри, пожалуйста.
— Генри… Я решил рассказать тебе правду, потому что мне очень нужна помощь. Но давай сначала мы поедим. Я умираю от голода.
— О, конечно! Однако сделай мне одолжение, ответь: ты ведь не из цирка, да?
— Нет, не из цирка.
— А твой костюм… это ведь не просто одежда?
— Ты очень проницателен, Генри.
— Ешь, дорогой мистер Оксфорд. Поговорим потом.
Через час гость маркиза Бересфорда, который уже наелся до тошноты, согласился выпить немного бренди, отказался от сигары и рассказал гостеприимному хозяину почти все. Он не стал, однако, говорить про убийство королевы, а объяснил, что вернулся в прошлое, для того чтобы просто встретиться со своим предком.
После еды они перешли в гостиную и уселись в большие деревянные кресла перед потрескивающим камином.
Бересфорд был уже изрядно пьян и громко смеялся.
— Великий боже! — ревел он. — Ты гениальный сочинитель, как этот… как его… Диккенс. Ты читал «Пиквика»?
— Конечно. Но то, что я рассказал, — это не выдумка, Генри.
— Ну да! Человек из будущего прилетает в прошлое в специальном костюме — это не выдумка?
— Думай, как хочешь. Но это правда.
— Слушай, ты очень странный человек, тут я согласен, — заявил маркиз. — Говоришь ты как-то не так, как англичане, и манеры у тебя чересчур небрежные… Ты, наверное, просто иностранец, да?
— Я уже говорил тебе — я родился и вырос в Олдершоте.
— Да, в 2162 году, судя по твоим словам. Через триста двадцать пять лет?
— Да.
Бересфорд опять наполнил бокалы и закурил новую сигару.
— Ну ладно, допустим я готов поиграть в твою странную игру, Эдвард, — согласился он. — Но ты сказал, тебе требуется моя помощь. И какая именно?
— Мне нужно купить полный набор инструментов часовых дел мастера.
— Для чего?
— Чтобы починить пульт управления. Будем надеяться, инструменты часовщика мне подойдут.
— Пульт управления?
— Да. Круглый предмет, который ты видел у меня на груди.
— Ты хочешь сказать, что, когда ты починишь этот твой пульт управления, то снова сможешь летать через время?
— Именно так.
— Ну ты даешь! Я такого не слышал за всю свою жизнь. Хорошо, я готов подыграть тебе. Оставайся здесь на правах моего гостя, и я куплю тебе эти инструменты!
— Я могу сообщить тебе кое-что, — сказал Оксфорд, — что прибавит тебе доверия ко мне.
— В самом деле? И что же?
— Через пять дней у Англии будет новый монарх.
В последующие семь дней недоверие Генри де ла Пое Бересфорда действительно начало медленно рассеиваться.
Конечно, в смерти короля Уильяма IV в Виндзорском замке не было ничего неожиданного, и она никого не удивила. Тот факт, что Оксфорд предсказал восхождение на трон Виктории 20 июня, тоже не слишком поразил маркиза — он счел, что это была догадка.
Однако, взяв с хозяина слово держать все в секрете, Оксфорд открыл ему многое о мире, который наступит в будущем, особенно о различных технологиях и источниках энергии. Человеческая раса, как выяснялось, со временем должна была становиться все изобретательнее.
Но самым убедительным доводом для маркиза стало то, как говорил и двигался сам Оксфорд. В нем было что-то невыразимо чужеродное, иностранное, и, тем не менее, чем больше времени Бересфорд проводил со своим удивительным гостем, тем больше верил, что тот и вправду англичанин.
— Да, ты сложная личность, — как-то утром сказал он Оксфорду, — и все-таки — прости мою прямоту — тебе не хватает хороших манер, которые пристали джентльмену.
Оксфорд, сидевший за столом и при помощи инструментов часовщика копавшийся в непостижимых недрах пульта управления, ответил, не поднимая головы:
— Генри, я не обижаюсь. Я не хочу быть грубым, но в мое время люди общаются намного проще, без вычурных ритуалов. Мы выражаем свои чувства и мнения так, как нам нравится, то есть открыто и без напряжения.
— Какое варварство! — возмутился маркиз, закидывая ногу на ногу. — И вы не вцепляетесь в глотки друг другу?
— Не более, чем вы, викторианцы.
— Викторианцы? Это что, мы все? Нас так будут называть? Но скажи мне, друг мой: что вы выиграли, отказавшись от наших… как ты выразился? Ритуалов! Разве хорошие манеры — не признак цивилизованного человека?
— Что мы выиграли? Свободу, Генри. Начиная с этого столетия концепция свободы становится доминантой личного, социального, политического, экономического и технологического развития. Люди не хотят, чтобы им что-то запрещали, а их желания подавляли. Общество предприняло огромные усилия, чтобы установить если не настоящую свободу, то, по меньшей мере, ее правдоподобную иллюзию. Я сомневаюсь, что существовали такие времена, когда люди были по-настоящему свободны, но там, откуда я… или, вернее, в том времени, где я живу, большинство людей верят, что они свободны больше, чем в любой другой период истории.
— И что они от этого выигрывают?
— Они получают возможность полной самореализации в жизни.
— Что это такое: самореализация?
— То есть возможность до предела развить свои внутренние способности.
