Он знал, что Оксфорд служил рассыльным в разных пабах, прежде чем осел в «Шляпе и перьях» в 1839-м, а потом в «Борове в загоне» в начале 1840-го. Оксфорду не было известно, чем его предок занимался в 1837 году, но тогда мальчишке было всего пятнадцать лет, и, по всей видимости, он устроился на работу где-то поближе к дому. Ламбет — довольно респектабельный район, пабы здесь вполне приличные, а приличные заведения закрываются в одиннадцать тридцать. «Значит, — рассудил Оксфорд, — Первый Оксфорд вернется домой в ближайшие два часа».
Он долго ждал его, но тот так и не появился.
Проходили мужчины, реже женщины, молодые парочки, но никого, похожего на его предка.
В два часа ночи Оксфорд, промокший и замерзший, вышел из своего укрытия, прыгнул в воздух и приземлился в том же месте в одиннадцать часов следующей ночи.
Он снова ждал.
Никого.
Он ждал и назавтра, и послезавтра.
Безуспешно.
Он валился с ног от усталости, его мучил насморк, от его хладнокровия не осталось и следа.
По пульту управления струились потоки энергии. Он потуже натянул плащ.
— Проклятый мир, — прошептал он самому себе.
И тут появился пятнадцатилетний Оксфорд.
Было ровно двенадцать часов тридцать минут.
Путешественник во времени мгновенно узнал своего предка — он выглядел в точности, как он сам в юности.
Он перепрыгнул через ограду, схватил подростка за плечо, повернул к себе и ударил кулаком в челюсть.
Первый Оксфорд повис у него в руках.
Оксфорд из будущего поднял «предка» и потащил в сад.
Держа его на руках, он прыгнул на три с половиной часа вперед. В четыре утра здесь было потише.
Он положил мальчишку на траву и присел над ним. Потом хлопнул его по щеке. Первый Оксфорд открыл глаза и пронзительно завизжал. «Потомок» зажал ему рот.
— Заткнись! Слышишь? — И он дико уставился в его глаза.
Первый Оксфорд, дернув головой от страха, судорожно кивнул. Все его тело била дрожь.
Второй Оксфорд убрал руку.
— Слушай меня и запомни, что я сейчас скажу.
Мальчик опять кивнул. Потом еще и еще.
Оксфорд схватил его за волосы.
— Прекрати валять дурака, маленький идиот! Я кое-что скажу тебе… это инструкции, и ты будешь беспрекословно выполнять их. Понял?
Рот Первого Оксфорда самопроизвольно открылся и закрылся. На губах выступила пена.
— Через три года тебе придет в башку преступный план. Даже не пробуй воплотить его, понял?!!
Мальчик издал булькающий звук. В его глазах застыл невыразимый ужас.
— Если ты сделаешь то, что задумал, твое имя навсегда останется в истории. Ты опозоришь все поколения Оксфордов. И меня в том числе! Ты понял? Меня, Эдварда Оксфорда!
Первый Оксфорд что-то быстро и невнятно пробормотал.
— Замолчи! — оборвал его «потомок». — Слушай дальше, кретин! 10 июня 1840 года держись как можно дальше от Конститъюшн-хилл. Запомни эту дату и это место! Июнь, 10-е число. Не ходи на Конститъюшн-хилл.
Мальчик начал истерически хохотать. И не мог остановиться.
Путешественник во времени отпустил его, встал и с отвращением посмотрел на него. Жалкий ублюдок.
Одно стало ясно: Первый Оксфорд уже в пятнадцать лет был сумасшедшим.
Оксфорд оставил его и прыгнул в Грин-парк, в 10 июня 1840 года, но не сумел материализоваться рядом с местом убийства, а оказался на склоне холма за большим деревом. Снизу доносились громкие крики.
Далеко справа от него какой-то человек бежал по направлению к лесистому углу парка. За ним гнался полицейский.
Впереди, у подножия холма, принц Альберт стоял на коленях рядом с телом жены, четыре всадника с трудом сдерживали охваченную паникой толпу.
По другую сторону королевской кареты лежал мертвец, голова которого была наколота на прут.
— Нет! — крикнул Оксфорд. — Нет!
Он вернулся в «Чернеющие башни» в 1837 год, приземлился и упал на колени.
И тут он вспомнил, что вопил Первый Оксфорд, когда они боролись рядом с королевской каретой: «Отпусти меня! Мое имя запомнят. Я останусь в истории!»
— Нет! — Оксфорд подняв лицо к небу и зарыдал. — Это не я! Я не мог вызвать все это! Господи, я не виноват!
Дней десять Эдвард Оксфорд провел в кровати: его била лихорадка, и он что-то неразборчиво бормотал в бреду.
Генри де ла Пое Бересфорд забыл свою обиду и ухаживал за ним, потому что этот человек из будущего притягивал его к себе с какой-то неведомой силой.
— В будущем люди могут стать, как боги, — сказал Бересфорд Броку.
Камердинер недоверчиво поглядел на больного. Ничего богоподобного он не заметил в этом человеке с изнуренным лицом, острые скулы которого обтягивала бледная, как саван, кожа. Со времени первого появления в особняке Оксфорд, казалось, постарел лет на двадцать. Глубокие морщины прорезали кожу по обеим сторонам рта, окружили глубоко запавшие глаза, забрались на лоб. Нос заострился.
— Послать за врачом, сэр?
— Нет, — ответил Бересфорд. — Это простуда, пройдет.
На самом деле все было намного серьезнее.
Эдвард Оксфорд распадался. Погрузившись в чуждый для себя мир и зная, что его собственный больше не существует, он постепенно освобождался от действительности. Психологические узы ослабели и соскользнули. И теперь он плыл, теряя координаты, а с ними и здравый рассудок.
Лихорадка прекратилась во вторник, 6 июля. Это случилось ночью, когда Оксфорда разбудили крики.
Какое-то время он лежал, не соображая, где находится, потом медленно вернулась его истерзанная память, и он застонал от отчаяния.
Крики продолжались.
Эхо металось по особняку. Кричала женщина, и ее вопли перемежались со злым мужским голосом.
Сделав усилие, Оксфорд сполз с кровати, неверной походкой доковылял до стула, снял со спинки халат, надел его и пошаркал к двери. Он вышел в холл и какое-то время стоял, опираясь о стену.
— Пожалуйста! — умолял женский голос. — Не надо! Я больше не выдержу! Пощадите!
Крики доносились из комнаты маркиза, расположенной дальше по коридору.
Оксфорд сделал пару шагов по направлению к ней, но внезапно дверь перед ним с треском распахнулась, из нее вывалилась абсолютно голая женщина и рухнула на пол. Потом с трудом поднялась на четвереньки и поползла к нему. Он увидел, что вся ее спина исполосована красными рубцами, многие из которых кровоточили.
