— Неважно. Ты говорил, он работал в «Шляпе и перьях», а потом в «Борове в загоне».
— Точно.
— Приятель! У тебя есть, с чего начать.
— Бересфорд, неужели ты думаешь, что я стану бегать по пабам? Да я даже в «Чернеющих башнях», где только ты и твои люди, чувствую себя не…
— Да погоди, старина, — с кривой улыбкой прервал его маркиз. — Я предлагаю кое-что другое…
— Что?
— Все просто. Следующие два с половиной года я буду охотиться на твою юную леди. Будем с тобой встречаться здесь каждые шесть месяцев, и я буду сообщать тебе о своих успехах.
— Каждые шесть месяцев?
— Да! Доедай ужин, допивай коньяк и прыгай вперед! Встретимся тут 1 января 1838 года.
Через шесть месяцев Генри де ла Пое Бересфорд, 3-й маркиз Уотерфордский, выглядел еще более потрепанным, чем во время их последней встречи с Оксфордом, а его особняк совсем обветшал.
И, как обычно, маркиз был подшофе.
— Черт побери, я уж решил, что ты — моя галлюцинация, — сказал он заплетающимся языком, когда Оксфорд появился в застекленной двери. — Входи, старина, на дворе дождь.
Они прошли в гостиную.
Оксфорд снял шлем и сапоги. Шлем сильно нагрелся, и ему пришлось тушить пламя, которое вспыхнуло вокруг выемки, оставшейся от выстрела часового из 1877 года.
— Что нового? — спросил он.
— Не хочешь выпить со мной?
— Я только что поужинал. Ты забыл: для меня со времени нашего последнего разговора прошло несколько минут. Нашел девушку?
— He-а. Этот недоумок все еще живет с матерью и сестрой. В июне его выгнали из «Красного льва», после того как с ним случился припадок. Думаю, это последствие встречи с тобой. В общем, он болтался без работы пару месяцев, потом его взяли в «Крысолов». Я там часто бываю, надев парик и бороду, и называю себя мистер А. У. Смит. Этот паб — убогая дыра, и я у них постоянный посетитель. Публика там самая отвязная — стадо беззубых старых ублюдков и дешевых проституток. Очень сомневаюсь, что кто-то из них способен произвести на свет нашу девушку. Что касается Первого Оксфорда, у него, слабоумного болвана, даже друзей нет. Правда, за стойкой он весьма неплох. На удивление расторопен. Я буду следить за ним, конечно.
Оксфорд протянул руку, и Бересфорд, слегка удивившись, пожал ее.
— Я ни разу не поблагодарил тебя как следует, Генри, — сказал Оксфорд.
— Я сам тебе благодарен, Эдвард, ты дал мне много пищи для размышлений. Теперь я вижу наш мир совсем в другом свете. Наверное, пришло время, когда кто-то должен помочь людям сбросить с себя узы, объяснить им, что они хотят на самом деле, дать им возможность проявить свою истинную сексуальность, научить их носить то, что они хотят, и быть тем, кем они хотят. А вдруг однажды я сам стану во главе этого движения, кто его знает? — И он икнул.
— Прекрасная речь, Бересфорд, — улыбнулся Оксфорд. — Только немного невнятная. Давай-ка завязывай с алкоголем, он плохо на тебя действует.
Маркиз усмехнулся:
— Почему бы тебе не смыться в 1 июля 1838 года?
— Запросто! — ответил путешественник во времени и исчез.
Полгода спустя они опять встретились.
Бересфорд заметно постарел.
— Прости, Эдвард, мне нечего тебе сказать. Его выгнали из «Крысолова» за странное поведение, и сейчас он в таверне Минтона. А в остальном та же история: живет с матерью и сестрой, друзей нет, публика — отбросы общества.
— Спасибо, Генри. Увидимся в конце года.
— Не хочешь остаться? Я не видел тебя целую вечность! Останься, и поговорим.
— Не могу. Надо уладить это дело как можно быстрее. Я хочу домой.
Маркиз вздохнул.
— Ладно, друг мой, но я не доволен такими мимолетными визитами. В следующий раз ты останешься, и мы поболтаем!
Следующий раз был 1 января 1839 года.
— Он уволился прямо перед Рождеством. Хорошие новости, Эдвард, мы выходим на более знакомую территорию. Через две недели он начнет работать в «Шляпе и перьях», он мне сам сказал. Можешь задержаться на пару часов?
— В другой раз.
Прошли месяцы.
Для Генри де ла Пое Бересфорда, разгульная жизнь которого постепенно наполнилась философским смыслом, мир оставался таким, каким он был. Однако, обладай он познаниями Эдварда Оксфорда, он понял бы, что это не тот мир, который описан в учебниках истории. Что-то отклонило его от заданного курса и стремительно повело совсем в ином направлении.
И этим «чем-то» был сам маркиз.
В 1837 году он беззаботно поболтал с Изамбардом Кингдомом Брюнелем и ненароком посеял в знаменитом инженере семена идеологии технологистов, как Эдвард Оксфорд когда-то посеял в Бересфорде семена идей либертинов.
Человек из будущего даже не подозревал об этом, когда вновь появился в июле 1839-го.
— Я соскучился по тебе, старина, — сказал Бересфорд.
— Привет, Генри. А я не успел соскучиться. Ведь я расстался с тобой несколько минут назад! Помнишь Новый год? Помоги мне снять шлем. Он все еще горит?
— Больше, чем когда-либо. И из этой штуки у тебя на груди тоже сыплются искры.
— Я останусь на время и попробую хоть что-то починить, если ты не против.
— Великолепно! Я так рад тебя видеть. Давай поговорим. Вот, оберни эту тряпку вокруг головы, и я стяну с тебя шлем.
Общими усилиями они сняли с Оксфорда костюм и отправились в гостиную, которая к середине 1839 года оставалась одним из немногих уютных местечек в трухлявом особняке.
— Хочешь выпить?
Оксфорд улыбнулся.
— Ты опять забыл. Я все еще перевариваю наш ужин двухлетней давности!
— Клянусь всеми святыми, к этому никогда не привыкнешь!
— Как дела, Бересфорд?
— Теперь мое имя знают многие. Знаешь, как меня называют?
— Как?
— Сумасшедший маркиз! И знаешь почему?
