Поэтому ее было нетрудно узнать.
Эдвард Оксфорд бросился на нее на Найн-Элмс-лейн и втолкнул в уединенный огороженный дворик рядом с пустующим каретным сараем.
Сара знала, что такое время от времени случается. Девушки вынуждены делать то, чего не хотят, иначе насильники могут их избить или даже убить.
«Не сопротивляйся, — сказала она себе. — Тогда все закончится быстро».
Но тут насильник повернул ее к себе, и она увидела… чудовище.
Она принялась яростно вырываться из его хватки.
Ее острые ногти полоснули по шлему чудовища, соскользнули и оставили на его щеке глубокую борозду. Зубы вцепились в запястье. Чудовище выпустило ее из рук, схватило опять, но потеряло равновесие и упало, увлекая ее за собой. Они покатились по пыльной земле, колотя друг друга; крики Сары эхом отдавались между стенами.
— Помогите! Полиция!
Локоть девушки впечатался в его подбородок, голова была запрокинута.
Оксфорд, придя в дикую ярость, налег на нее всем телом и вдавил в землю, его бешеные глаза находились в сантиметре от ее глаз.
Она плюнула ему в лицо. Он ударил ее шлемом в лоб. Она затихла.
Оксфорд слез с нее и встал.
Она застонала и села, уставившись на него.
— Ты с карнавала? — тихо спросила она.
— Нет. Вставай!
Она, пошатываясь, поднялась.
— Просто ответь на один вопрос и пойдешь, — пообещал он.
— И ты ничего мне не сделаешь?
— Ничего.
Внезапно сильный разряд вырвался из пульта управления и ударил ее в грудь. Она отлетела назад и упала на землю.
Оксфорда тоже дернуло от боли, он закричал и пошатнулся.
— Господи!
Его тряхнул еще один страшный удар. Он потерял сознание и грохнулся.
Через несколько секунд он пришел в себя.
— Домой… — пробормотал он, — мне надо домой…
Сара Льюит не двигалась. Умерла? Или без сознания? Он хихикнул, словно маньяк, при мысли, что на груди у нее может быть та самая родинка.
Он осмотрел ее грудь и убедился, что ошибся. Родинки не было. Но девушка дышала.
Было 20 июня 1840 года. С момента убийства Ее Величества королевы Виктории прошло десять дней.
— Ату их, Эдвард! — кричал Бересфорд, стоя во дворе поместья «Чернеющие башни». Увидев, как Оксфорд растворился в воздухе, он повернулся и пошел к застекленным дверям. Но не успел дойти до них, как сзади раздался глухой удар.
Он оглянулся и увидел путешественника во времени лежащим на газоне.
— На этот раз ты быстро! — воскликнул он, подбегая к нему. — Что с тобой?
Оксфорд повернулся и посмотрел на него. Бересфорд вскрикнул и отшатнулся. Человек из будущего постарел лет на двадцать.
— Что случилось? Ты ужасно выглядишь!
— Ни одна из них, — проскрипел человек на ходулях. — Никаких родинок! Я провел прорву времени, рыская по вашему чертову прошлому, и все впустую!
Бересфорд сел на корточки и расстегнул сапоги Оксфорда.
— Пошли. Давай в дом!
Неисправный костюм был снят, Оксфорд плотно поел и выпил стакан бренди, после чего впал в кататонический ступор. Белки его глаз стали полностью видимыми и неподвижно уставились на стену. Мышцы по обеим сторонам рта периодически подергивались. Он успел рассказать Бересфорду очень мало: только то, что ни у одной из дочерей участников «Бригады Баттерси» не было родинки в виде радуги.
Маркиз, тем не менее, убедил его, что одна из них в недалеком будущем родит дочь с такой родинкой.
Так что лучше прыгнуть в будущее и поискать родинку у дочерей тех самых девушек.
Часть третья
В КОТОРОЙ ПОВЕСТВУЕТСЯ О СРАЖЕНИИ ПРИ ОЛД-ФОРДЕ И ЕГО ПОСЛЕДСТВИЯХ
«Всякая Вера жива, всякая Вера правдива:
Правда — это зеркало, разбитое на куски;
Каждый, держа в руках один из тысяч кусочков,
Верит, что видит все зеркало целиком».
Сэр Ричард Фрэнсис Бёртон
Глава 20
БЕРЕСФОРД ПРОДОЛЖАЕТ СВОЙ РАССКАЗ
«О Время! Ты
Суждений ложных верный исправитель».
[19]
Лорд Байрон
— Ему потребовалось почти четыре месяца, чтобы восстановить рассудок, — сказал Генри де ла Пое Бересфорд. — Хотя «восстановить», наверное, слишком оптимистичное слово. Уверяю вас, что к тому моменту он практически сошел с ума. — Бересфорд обошел, пошатываясь, вокруг банкетного стола и глубоким грудным голосом продолжил свой рассказ, который сэр Ричард Фрэнсис Бёртон теперь слушал, лежа в своем укрытии наверху и стараясь не пропустить ни единого слова. — Мы условились встретиться снова 25 сентября 1843 года. Он проделал свой трюк с исчезновением, а я следующие три года следил за девицами из Баттерси — как они выходили замуж и рожали детей. К тому времени моя репутация была уже такова, что я не мог даже близко подойти к ним и их детям и, естественно, не мог установить, у кого из них на груди есть родинка в виде радуги. Мы встретились, как условились, через три года, и я сообщил об этом Оксфорду. Он пришел в такую ярость, что его чуть не хватил апоплексический удар. Целую ночь он кричал и бушевал. Потом потребовал, чтобы я глаз не спускал с детей, сказал мне, что улетает и вернется через восемнадцать лет, то есть 28 сентября нынешнего года: к этому времени дочери этих девок из Баттерси станут взрослыми и смогут родить ему предка.
— Двадцать восьмое было вчера! — воскликнула сестра Найтингейл.
— Да, — подтвердил Бересфорд. — Его решение стало ударом для меня, потому что к тому моменту мне захотелось избавиться от этого невменяемого дурака и завладеть его костюмом. Я попытался убедить его появиться быстрее — черт побери, я едва не умолял его! — но он отказался, заявив, что это будет бесполезной тратой ресурсов костюма. Он вышел из этой самой комнаты через застекленную дверь, а я побежал в гостиную, взял из шкафа револьвер и рванул обратно, собираясь застрелить этого типа во дворе. Но я опоздал. Он уже исчез. Все эти годы я не терял из виду семьи Баттерси, но, после того как либертины разделились, а новая фракция «развратников» приобрела большое влияние, дело Оксфорда стало восприниматься мною как сон. Я сам себе не верил, что действительно дал приют человеку из будущего. Может, все это было пьяными галлюцинациями? Восемнадцать лет — большой срок; память нас подводит, а сомнения заставляют видеть прошлое совсем в ином свете. Откровенно говоря, я не надеялся вновь увидеть Эдварда Оксфорда, и через какое-то время мне стало все равно. Для меня он превратился в символ «сверхчеловека», переступившего ограничения природы, свободного от уз закона, морали и собственности. Он — Джек-Попрыгунчик! Миф! Страшилка! Выдумка! Потом произошло несчастье. Два года назад, в марте 1859-го, я упал с лошади и сломал шею. Считалось, что я обречен. Но новость об этом достигла вас, Изамбард, и вы послали мне на помощь мисс Найтингейл. Она забрала меня из больницы и переправила в свои медицинские лаборатории, где с невероятным умением сумела сохранить мой мозг, пересадив его в тело одного из экспериментальных животных. Результат перед вами. Мэм, я говорил это раньше и буду повторять всегда: я перед вами в неоплатном долгу.
