Гётеборг — второй по величине город в Швеции, — это Нильс выучил еще в школе. Гётеборг оказался огромным: квартал за кварталом высоченных домов на берегах Гёты,
[54]
сотни машин на улицах и прорва народу. Сначала Нильс с трудом привыкал к тому, что вокруг него столько людей. Он буквально впадал в панику. Вопреки всем своим инстинктам, ему оказалось очень трудно ориентироваться и он несколько раз заблудился. На улицах, прилегавших к порту, он услышал иностранную речь: там были моряки из Англии, Дании, Норвегии, Голландии. Нильс видел, как корабли отходят от пирса и плывут вдаль, в чужие страны. Или, наоборот, медленно входят в порт, причаливают, и как потом с них выгружают заморские товары. Первый раз в своей жизни он попробовал банан. Он был почти черный и немножко подгнил с одного конца, но все равно вкусный — настоящий банан из Южной Америки.
Все в порту казалось очень большим — даже каким-то гипертрофированно громадным — в сравнении с эландскими гаванями. Ряды кранов, как вымершие доисторические животные, дотягивались до самого неба, попыхивая плотным серым дымком; портовые буксиры вытягивали в открытое море огромные белые атлантические лайнеры. Парусники в Гётеборгском порту были редкостью — сплошь современные моторные суда.
Нильс приходил сюда, сидел у воды, смотрел на корабли и думал о бананах в Южной Америке. В своей облезлой комнатенке в доме для холостяков он старался появляться как можно реже. Точнее, приходил туда очень поздно, а уходил очень рано. Конечно, там было не так плохо, если сравнивать с ночевками под деревьями, когда его непрестанно жрали комары. Но когда он лежал в кровати, Нильсу все время казалось, что он в тюрьме. Стены давили на его, не давали спать, и ему все время слышались шаги полицейских на лестнице.
Однажды ночью дверь открылась и в комнату вошел участковый Хенрикссон. Он был в форме, насквозь пропитавшейся кровью. Призрак поднял руку, указывая на Нильса:
— Ты меня убил, Нильс. Наконец-то я тебя нашел.
Нильс выскочил из кровати, стуча зубами от страха. В комнате никого не было.
Из Гётеборга он послал матери черно-белую открытку с изображением маяка Винга.
[55]
Нильс опустил открытку в почтовый ящик и представлял себе, как она через всю страну попадет в Стэнвик. Он не написал ни строчки, а уж тем более обратного адреса. Может быть, конечно, стоило написать, что он свободен, что с ним все в порядке и он на западном побережье. Но Нильс не решился. Он подумал, что открытки с символом Гётеборга будет вполне достаточно.
Прыщ в костюме уже шел по парку, ему было, наверное, столько же лет, сколько и Нильсу. Звали обормота Макс.
В первый раз Нильс увидел его три дня назад, в маленькой кафешке у порта. Макс сидел в углу кафе через два столика. Трудно было его не заметить. Он курил сигареты из золотого портсигара и излишне громко разговаривал с официанткой, владельцем кафе и другими посетителями, демонстрируя свой гётеборгский диалект. Похоже, это был завсегдатай. Все его называли Макс. Время от времени кто-нибудь заходил с улицы в кафе и присаживался за столик Макса. Это были разные люди — молодые, пожилые, но одно у них было общим: все они разговаривали с Максом очень тихо. Как ни странно, самого Макса тогда тоже не было слышно. Да и все эти беседы сводились к быстрому обмену несколькими фразами, после чего посетитель обычно уходил.
Макс чем-то торговал. Это было ясно. Но он ничего не передавал посетителям, поэтому Нильс предположил, что он торгует советами и связями. Так что, около часа понаблюдав за деятельностью Макса, Нильс поднялся, подошел к его столику в углу и сел рядом, не называя своего имени. При ближайшем рассмотрении оказалось, что Макс намного моложе, чем он сам, даже физиономия еще прыщавая. Но взгляд цепкий, и слушал Нильса он очень внимательно.
Нильс испытывал довольно странное чувство: он даже не был уверен, сможет ли разговаривать с незнакомцем. Практически он по-настоящему ни с кем не говорил, наверное, месяца два. Но все получилось, Нильс сказал, что ему нужен хороший совет и что он просит об услуге. Макс слушал и кивал.
Потом немного подумал и сказал:
— Два дня.
Это было время, нужное ему для того, чтобы выполнить просьбу Нильса.
— Ты получишь двадцать пять крон, — пообещал ему Нильс.
— Тридцать пять звучит намного приятнее, — тут же сказал Макс.
Нильс подумал.
— Тридцать — и баста.
Макс кивнул и наклонился к нему.
— Нам не стоит больше здесь встречаться, — прошептал он. — Мы пересечемся в одном парке… Хороший парк, я туда иногда захаживаю.
Потом он сказал адрес, встал из-за столика и быстро исчез.
И вот теперь Нильс стоял в парке и ждал. Он пришел заранее, по крайней мере за полчаса до встречи, прошелся кругом, чтобы убедиться, что в парке все спокойно, и отметил для себя два пути отхода, если что-нибудь пойдет не так. Нильс не называл своему новому знакомому своего имени, но почему-то был уверен, что Макс быстро просек, что Нильса разыскивает полиция.
Макс шел прямо к нему, не оглядываясь, и, судя по всему, никаких сигналов никому не подавал. Собственно, Нильс уже в этом убедился, но осторожность никогда не мешает. Он пристально смотрел на Макса, который остановился перед ним.
— «Селеста Хорайзон», — сказал он, — это твой корабль.
Нильс кивнул.
— Она англичанка. — Макс присел на валун между деревьями, достал сигарету из своего шикарного портсигара. — Капитан — датчанин, зовут Петри. Ему вообще-то до лампочки, кто заползет на борт, лишь бы денежку заплатили.
— Тогда, я думаю, договоримся, — ответил Нильс.
— Они сейчас грузят лес. Отваливают через три дня, — сообщил Макс, выпуская колечко дыма.
— А куда?
— В Восточный Лондон.
[56]
Там они разгрузятся и потом отправятся в Южную Африку, в Дурбан,
[57]
за углем. После Дурбана — в Сантос, там ты и сможешь сойти на берег.
— Я хочу в Америку, — перебил его Нильс, — в Соединенные Штаты.
Макс пожал плечами:
— Сантос — это в Бразилии, южнее Рио-де-Жанейро. Тоже Америка, хотя и Южная. Найдешь себе там какой-нибудь корабль.
Нильс обдумал его слова. Значит, Сантос, Южная Америка. Ну что, для начала совсем не плохо. Там, на месте, посмотрим, куда отправиться перед тем, как вернуться в Европу.
