Синий «вольво» ехал по высоко поднятому над водой новому мосту. На пассажирском сиденье — Нильс Кант. Он смотрел в окно на Кальмарский пролив. Уже была вторая половина дня. Над водой висела пелена, над проливом собирался густой туман, готовый вот-вот накрыть остров.
— Туман вечером будет, — проговорил он.
— Мы на это надеялись, — сказал с соседнего водительского сиденья Фритьоф.
— Мы? — спросил Нильс. — Вас что, несколько?
Фритьоф кивнул:
— Ты с ними скоро встретишься.
Нильс не хотел сейчас об этом думать. Он пытался выкинуть все из головы. Опять посмотрел на воду и как наяву увидел себя там, внизу, в заливе, как он, совсем молодой, еще и двадцати нет, плывет с острова на материк.
Как ему только удалось так долго продержаться в холодной воде? Сейчас Нильсу было сорок шесть, и он едва ли смог проплыть и сотню метров.
Эландский мост оказался огромным, многие сотни, а может быть, тысячи тонн стали и бетона, несколько километров настоящего широкого шоссе над водой. Нильс никогда и представить себе не мог, что что-нибудь подобное свяжет его родной остров с материком.
— А сколько этому мосту лет? — поинтересовался он.
— Совсем новый, — ответил Фритьоф.
Он был очень неразговорчив. Накануне вечером в Йончёпинге он пришел к Нильсу, принес ему темную, неброскую одежду, заставил натянуть пониже черную вязаную шапку, и они отправились. Едва ли Фритьоф за все время произнес хоть слово.
Веселый и очаровательный Фритьоф Андерссон, который разыскал его в Коста-Рике больше десяти лет назад, куда-то исчез, его не стало в тот самый момент, когда Пьянь из Смоланда утонул возле Лимона. После того вечера Фритьоф обращался с Нильсом как с какой-нибудь собачкой, гонял его между городами и странами, снимал дешевые крохотные квартирки или комнатки в общежитиях для холостяков в самых паршивых кварталах и избегал Нильса, связываясь с ним только по телефону раз или два в год.
Накануне вечером перед отъездом на Эланд Фритьоф опять начал болтать про клад. Куда, дескать, Нильс его спрятал, что это за место и не на вилле ли? Нильс только мотал головой, а потом наконец сказал:
— Я его на пустоши зарыл, возле Стэнвика, рядом с жертвенным камнем. Вместе туда поедем и заберем.
Фритьоф кивнул:
— Хорошо, так тогда и сделаем.
Нильс очень долго ждал этой поездки. И вот они здесь, почти приехали.
— Я теперь из дома никуда, — сказал Нильс Фритьофу.
Он закрыл глаза, когда они переезжали мост и ехали уже по острову мимо Ферьестадена.
[75]
Вот наконец он опять на Эланде.
— Я теперь никуда из дома, — повторяет он. — Я буду жить у мамы, меня никто не увидит, я уж постараюсь.
Он делает паузу и спрашивает:
— Как она себя чувствует… Вера? Нормально?
— Ну да.
Фритьоф Андерссон коротко кивнул и нажал на газ, когда они выехали на дорогу к Боргхольму.
Нильс видел, что многое изменилось на Эланде с тех пор, когда он был здесь в последний раз: больше зелени, кустов и деревьев. Вместо узкой грунтовой дороги к Боргхольму теперь шло широкое шоссе, почти такое же, как мост через пролив. Железную дорогу, пересекавшую весь остров с севера на юг, должно быть, разобрали, потому что, когда Нильс смотрел на пустошь, он больше не видел рельс. Не было больше и ветряных мельниц. Раньше они стояли рядами и ловили своими крыльями ветер с залива. Ему казалось, что людей на острове тоже стало меньше. Хотя он заметил много новых домов у воды.
Нильс кивком указал на них и спросил:
— Кто там живет?
— Это летние дачи, — ответил Фритьоф. — Дачи тех, кто заколачивает деньги в Стокгольме, а потом покупает дома здесь, на Эланде. Они садятся в машины, едут по мосту сюда летом позагорать и возвращаются обратно — опять деньги заколачивать. Зимой здесь дачников не бывает: слишком холодно и тихо.
Фритьоф говорил это скорее сочувственно, как будто и сам думал так же.
Нильс ничего не ответил. Скорее всего, Фритьоф был прав насчет дачников. Потому что почти все машины, которые встречались на дороге, ехали в противоположном направлении — с острова на материк. Лето закончилось, наступила осень.
Развалины замка во всяком случае остались на месте. Они по-прежнему выглядели так, будто бы всегда смотрели пустыми провалами окон на Боргхольм с вершины замковой скалы.
Когда они проезжали мимо замка и находились уже почти в городе, округу начал затягивать туман. Фритьоф поехал медленнее, и вскоре они свернули на маленькую парковку возле самого Боргхольма. До замка было рукой подать. Фритьоф остановил машину, ничего не объясняя.
— Ну вот, приехали, — произнес он. — Я тебе уже говорил, у нас будет компания.
Он открыл дверцу машины и махнул рукой. Нильс оглянулся: кто-то медленно шел по дороге. Лет ему, похоже, было около пятидесяти, одет в толстый серый шерстяной свитер, габардиновые брюки и блестящие кожаные ботинки, скорее всего, дорогие. Он подошел, кивнул Фритьофу и сказал:
— Вы что-то задержались.
На неизвестном была шляпа, надвинутая на глаза, в руках ничего, только наполовину выкуренная сигарета. Он затянулся последний раз, щелчком отбросил сигарету, внимательно огляделся и потом приблизился к машине.
— Нильс, я думаю, тебе сейчас лучше перебраться на заднее сиденье, — тихо сказал Фритьоф. — На всякий случай. Так будет безопасней, когда мы поедем через Стэнвик.
Потом он вышел из машины. В конце парковки стояла телефонная будка. Нильс видел, как Фритьоф быстрым шагом подошел к ней. Он опустил монету, набрал номер и перебросился с кем-то короткими фразами.
Нильс тоже вышел из машины, посмотрел, как дорого одетый мужчина затоптал сигарету и оглядел его. Он даже не поздоровался. Просто молча уселся на переднее сиденье.
Нильс вернулся в машину не сразу. Он отошел в сторону на несколько метров. Он испытывал удовольствие оттого, что на свободе и снова на острове.
На своем острове.
Неожиданно на дороге появилась машина, за ней еще одна. Нильс видел бледнеющие за ветровыми стеклами лица. Они смотрели на него. Нильс проводил их взглядом. Машины скрылись в тумане.
— Давай обратно! — раздраженно крикнул Фритьоф.
Он уже вернулся и стоял около машины.
Нильс побрел назад, открыл заднюю дверцу и услышал, как тот, на переднем сиденье, тихо спрашивал:
— Ну как, Гуннар, все нормально?
Потом он быстро огляделся и нервно и подозрительно посмотрел на Нильса, как будто бы сказал что-то лишнее.
Гуннар, который все время называл себя Фритьофом, тоже повернулся и ухмыльнулся.
