– Значит, мало пороли!
– Вальтер, – укоризненно осадил его Ланц снова, и обер-инквизитор умолк, переводя дыхание и потирая покрасневшие от недосыпания глаза.
– Хорошо, – устало произнес Керн, снова подняв взгляд к стоящему напротив подчиненному. – Пусть. Ты вернулся. Но с чем ты вернулся?
– Я дал полный отчет, – отозвался он. – Я все сказал.
– Я это уже слышал, Гессе. Но это пустышка, это ничто! Да, конечно, мы можем подкинуть светским идею получше расследовать смерти студентов; точнее – могли бы. Времени прошло немало, и у нас нет ничего, говорящего о том, кто виновен в их смерти! Даже если доказать неслучайность их гибели – у нас нет ничего, что могло бы связать эти смерти со смертью Шлага! И у меня складывается нехорошее впечатление, что мне известно не все, что известно тебе. Ты ни о чем не забыл упомянуть?
– Нет. Я рассказал все.
Ни его рассказом, ни его ответом сейчас Керн удовлетворен не остался – это было очевидно, однако продолжить разговор уже не вышло: в комнату буквально ворвался запылившийся, задыхающийся человек, в котором Курт признал одного из курьеров Друденхауса.
– Майстер Керн, – скорее просто кивнул, нежели поклонился тот, замерев рядом с ним. – Он въехал. Я обогнал его минуты, наверное, на три – не более.
– Вот и началось… – пробормотал Керн, поднявшись. – Сколько с ним людей?
Герцог, понял Курт. Действительно – началось…
– Одиннадцать, майстер Керн, – отчеканил курьер. – Включая простую челядь.
– Стало быть, пока он едет разговаривать, – заметил Ланц.
– Да, похоже на то… – Керн кивнул со вздохом, указав курьеру на дверь. – Можешь идти, пока ты свободен… Ну, Дитрих, слышал? Hannibal ante portas
[156]
. У нас три минуты.
– А Густав? – забыв о раздорах, спросил Курт обеспокоенно. – Он сейчас в ее замке, один. Ему что-то грозит?
– Нет, – тоже, кажется, решив оставить споры в стороне, уже спокойно отозвался Керн. – Иначе бы еще раньше здесь был курьер от него – если б к замку фон Шёнборн приблизилась группа солдат численностью более десятка, он послал бы вестового, не дожидаясь продолжения… Нет, пока фон Аусхазен, похоже, намерен лишь припугнуть нас.
– И что нам делать?
– А ничего, – снова усевшись, пожал плечами Керн, стараясь выглядеть спокойным, однако видно было, что он не знает, куда деть руки, и пытается увидеть в окно, что происходит снаружи. – Ничего нам не делать, Гессе. Ждать. Стража внизу знает, как быть.
В этом Керн оказался прав; когда по камню перед воротами Друденхауса заколотили копыта, снизу донеслись сперва лишь просто голоса, потом – неразборчивые слова на повышенных тонах и, наконец, откровенная ругань.
– Его впускают одного, – пояснил Ланц в ответ на настороженный взгляд Курта. – Наши пропустят лишь пару солдат, если герцог слишком упрется.
Крики стихли почти сразу; около минуты в комнате висела тишина, а потом в коридоре послышались шаги – уверенные, быстрые.
– Гессе, в сторону и не ляпни глупостей, – быстро велел Керн, поднимаясь и выходя из-за стола. – Говорю только я, ясно?
– Слушаюсь, – на этот раз без пререканий откликнулся Курт, отойдя к стене и остановившись там, в шаге от неподвижного хмурого Ланца.
Дверь распахнулась тут же – тоже без стука, резко, едва не ударясь о стену; герцог Рудольф фон Аусхазен, подтянутый, рослый, прошагал в комнату, обводя тяжелым взглядом присутствующих, и усмехнулся:
– Так; я вижу, майстер обер-инквизитор, вы меня уже ждете? Это ваш соглядатай сорвался от ворот, как ошпаренный?
– Доброго дня, ваше сиятельство, – с неприкрыто лицемерным радушием ответил Керн. – Присядете?
– К черту! – отрезал герцог, нахмурясь. – Я устал, и у меня нет никакого желания задерживаться в вашей… обители благочестия более необходимого. Что за история с моей племянницей?
– Полагаю, – терпеливо откликнулся Керн, – вашему сиятельству и без моих пояснений все известно, однако я отвечу, если вам столь необходимо услышать это именно из моих уст. Пфальцграфиня Маргарет фон Шёнборн арестована по обвинению в использовании чародейства с целью оказать… давление на действующего следователя Конгрегации. Пока formula accusatoria
[157]
достаточно мягкая, ваше сиятельство, однако…
– Это он? – палец в потрепанной поводьями перчатке ткнул в сторону Курта; майстер инквизитор распрямился, глядя снизу вверх на то, как герцог приблизился, разглядывая его в упор, не стесняясь. – Таких моя племянница могла бы получить десяток безо всяких колдовских вычур, одним движением ресниц. Вы что – смеетесь?
Ланц за спиной герцога сделал страшные глаза, призывая к терпению; Курт осторожно перевел дыхание и промолчал.
– Раскрывать вам подробности дела я не имею права, – голос Керна был спокоен и почти приветлив. – Когда дознание будет окончено, вы получите ответы на любые вопросы сполна, ваше сиятельство, но пока все, что я могу вам сказать, я уже сказал. Мне в чем-то понятно ваше недовольство…
– «Недовольство», – повторил фон Аусхазен четко. – «Недовольство», майстер обер-инквизитор, это когда у коня на прогулке слетает подкова. Когда прислуга украла окорок из кладовой. Когда сосед пристрелил кролика на моих угодьях. Вот тогда – «недовольство». А когда мою племянницу, пфальцграфиню фон Шёнборн, сажают в тюрьму, как какую-то торговку, по идиотскому, бессмысленному обвинению – это уже не «недовольство». Это справедливый гнев.
– Для Святой Инквизиции, – по-прежнему выдержанно возразил Керн, – нет различий между низшим и благородным, ваше сиятельство. Конгрегация судит по справедливости каждого, невзирая на чины и лица, justitia simulata
[158]
Конгрегацией не приемлется, и в наших камерах могут пребывать подле друг друга и пастух, и герцог…
– Вы это на что намекаете, майстер обер-инквизитор?
– Вы утомлены, ваше сиятельство, – сострадающе улыбнулся Керн. – Поэтому вам слышится то, что не было сказано. Я же лишь желал напомнить вам, что Святая Инквизиция не станет прекращать расследование лишь оттого, что среди обвиняемых оказалась особа…
– Арестованных, – поправил герцог с такой же дружелюбной улыбкой. – Пока ей не предъявлено обвинений на суде – она арестованная.
– …среди арестованных, – с готовностью поправился Керн, – оказалась особа высокого положения. Дознание ведется accurate et sine ullo studio
[159]
, смею вас заверить, и, вынужден огорчить, пока улики говорят о полной виновности госпожи фон Шёнборн.
