– Долг? – переспросила она с болью. – Любыми способами? Стало быть, исполнение долга оправдывает подлость?
– Да, – кивнул Курт. – По отношению к противнику – вполне. Sycophantae sycophantari
[202]
, Маргарет; я всего лишь воспользовался твоим же оружием. Хочешь узнать, не терзаюсь ли я из-за этого? Вынужден тебя разочаровать: нет. Что ты желаешь знать еще?
– Что с тобой случилось? – почти шепотом выговорила Маргарет. – Когда ты таким стал?
– Я таким был. Всегда. То, что ты этого не увидела, не поняла, не начала опасаться вовремя, – это твоя ошибка. К чему ты потребовала этого разговора? Зачем? С целью пробудить во мне сожаление? Раскаяние? Чего ты хотела добиться?
– Может, чтобы ты сказал, что тебе жаль…
– Тебя? – уточнил Курт. – Мне жаль тебя и жаль, что все так сложилось. Все-таки, я тебя любил когда-то, и мне жаль потерять то, что мне нравилось; это primo. А secundo – я уже говорил, что сострадаю каждому, кто оказывается в твоем положении. К этому меня тоже обязывает мой долг инквизитора. А еще мне жаль четверых молодых парней, которые помешали тебе своим существованием, и их, Маргарет, мне жаль гораздо более – они виновны разве лишь в глупости, однако за такое обыкновенно не убивают. Ты все еще не поняла? Ты здесь не за то, что вздумала поклоняться кому-то, кому не поклоняюсь я. Мне все равно, кто и как проводит свое время, пока его вера не вступает в противоречие с Законом. И это не блажь Конгрегации – при любом государственном устройстве и любом правителе, в любой стране есть несколько непреложных правил, которые не должны меняться по первой прихоти. Одно из этих правил гласит: не отнимай жизнь.
– Вот как? А что намерены сделать ты и твои… собратья?! – почти выкрикнула Маргарет. – Будь последователен в собственных убеждениях!
– К сожалению, мне придется это сделать. Это приходится делать по всему миру многим судьям, чтобы сохранить справедливость. Это – если говорить о высоких материях. А если сказать проще, то – чтобы другим было неповадно. Для назидания в том числе. Я ответил на твой вопрос?
Маргарет всхлипнула, все-таки не сумев удержать слезы, опустила голову, ткнувшись лбом в плечо; Курт стоял неподвижно и молча, пока, вновь с усилием подняв взгляд, она не спросила тихо:
– Значит ли это, что мне не избежать… – голос снова осекся и снова упал до едва различимого шепота, – что я в любом случае…
– Попадешь на костер живой? – договорил Курт; она зажмурилась, закусив губы, и медленно кивнула. – К сожалению для тебя – да. Это первый суд над особами подобного общественного положения, и он должен быть показательным – ad terrorem ceterorum
[203]
. Всем троим предстоит высшая мера.
– Ты откровенен…
– Если ты хотела не откровенности – для чего требовала встречи со мной?
– Уже не требую, – все так же шепотом отозвалась Маргарет. – Я услышала достаточно.
– А я – нет. Ты обещала назвать имя, – напомнил Курт. – Таков ведь был уговор?
Она не ответила, отведя взгляд в сторону, и он повторил – тихо, но настойчиво и жестко:
– Имя.
– А если нет?
Это едва прозвучало, произнесенное одними губами, тихо, как ветер; Курт шагнул ближе.
– А если нет, – тоже понизив голос, ответил он, – я сменю на твоем допросе одного из следователей. И когда за тебя возьмусь я, поверь, ты возблагодаришь свою темную богиню, когда, наконец, будет оглашен и исполнен приговор – даже такой.
– Господи!.. – простонала она надрывно, и Курт кивнул:
– Самое время… Имя, Маргарет.
– Последний вопрос, – вдруг неожиданно твердо и решительно возразила та, вскинув голову, и он нахмурился, ожидая неладного. – Не поцелуешь меня на прощание?
– Гессе, нет! – голос Райзе прозвучал в каменной тишине резко, почти криком; скрипнул по полу табурет – тот поднялся, сделав шаг к ним. – Не прикасайся к ней!
– Боишься меня? – потрескавшиеся губы улыбнулись, и в фиалковых глазах на миг промелькнуло злое торжество. – А как же твой долг? Разве не твоя святая обязанность рискнуть ради того, чтобы его исполнить? Давайте, майстер инквизитор. Не испугаетесь же вы слабой женщины. Или призрак Филиппа Шлага все еще стоит перед вашим взором?
– Гессе, не смей! – осторожно приблизившись на шаг, повторил Райзе; Курт не обернулся, не ответил, и Маргарет засмеялась, выпрямившись:
– Неужели не…
Договорить он не дал.
Губы ее были горячими, сухими, воспаленными, и на языке остался привкус крови…
– Имя, – повторил Курт, чуть отстранившись и видя, что в глазах ее застыло изумление, боль, смятение…
– Мельхиор.
Голос Маргарет прозвучал слышно всем, но вместе с тем словно несуществующе, бесцветно, мертво.
– Так он называл себя. Уверена, что имя ненастоящее, но больше мне сказать нечего…
Подле нее Курт не задержался больше ни на миг – коротко кивнув, развернулся и зашагал к двери. Тишина провожала почти до порога, и уже когда он взялся за ручку, потянув на себя, в спину настигло:
– Будь проклят.
– Да заткните же ее, в конце концов! – уже в полный голос крикнул Райзе, срываясь с места.
Курт сделал шаг через порог и медленно, неспешно прикрыл за собой дверь.
– Будь проклят! – снова донеслось до него, заглушенное звонким ударом по лицу.
* * *
«Маргарет фон Аусхазен, пфальцграфиня фон Шёнборн, Рудольф фон Аусхазен, герцог Райнский, и Гюнтер Вайзенборн, князь-епископ Кёльнский и герцог Вестфалии и Энгерна, рассмотрев пункты, по которым вас обвинили и обвиняют, исследовав ваши показания и inquisitio
[204]
Высокого суда, а также показания свидетелей, Высокий суд основывает свой вердикт на том, что было сказано и сделано во время разбирательства.
На законном основании мы заявляем, что вы, Маргарет фон Аусхазен, пфальцграфиня фон Шёнборн, Рудольф фон Аусхазен, герцог Райнский, и Гюнтер Вайзенборн, князь-епископ Кёльнский и герцог Вестфалии и Энгерна, являетесь преступниками пред лицом Господа и людей, как по закону Божьему, предаваясь целиком греховным страстям, так и по закону человеческому, совершая убийства и смущение невинных душ человеческих. На основании разбирательства Высокого суда вы, Маргарет фон Аусхазен, пфальцграфиня фон Шёнборн, Рудольф фон Аусхазен, герцог Райнский, и Гюнтер Вайзенборн, князь-епископ Кёльнский и герцог Вестфалии и Энгерна, бесспорно и несомненно обвиняетесь в убийствах многих честных граждан вольного города Кёльна, распространении заразы еретичества и в заговоре с целью убиения Его Императорского Величества при помощи темных диавольских сил. На основании разбирательства Высокого суда вы, Маргарет фон Аусхазен, пфальцграфиня фон Шёнборн, Рудольф фон Аусхазен, герцог Райнский, и Гюнтер Вайзенборн, князь-епископ Кёльнский и герцог Вестфалии и Энгерна, бесспорно и несомненно обвиняетесь в попытке покушения на свободу души инквизитора Конгрегации по делам веры Священной Римской Империи Курта Игнациуса Гессе.
