– Прости, брате! – сокрушенно вымолвил Ярослав. – Виноват! Я ведь почему осерчал? Сговорил я Олега! У родителей невесты побывал, саму посмотрел. Добрая девка, гожая. Только…
«Удела в приданое за ней не дают!» – дополнил я мысленно.
– Ты, брате, годами меня моложе, да мудрей. Разглядел, чего отец не видел. Олегу моему женка нужна, чтоб в руках держала! – князь показал кулак. – Не то баловать начнет. Ефросинья как раз такая – Господь разумом не обидел. Вот ведь! – делано удивился Ярослав. – Ветер у сына в голове, а невесту добрую нашел!
«Изящно прогнулся!» – оценил я.
– Так берешь Ефросинью в невестки?
– Беру, – склонил голову Ярослав. – Сам к алтарю поведу.
Я кликнул гридня и велел позвать парочку. Она явились почти сразу: видимо, болталась неподалеку в ожидании вестей. Переступив порог, Ефросинья вперилась в меня тревожным взглядом, я подмигнул, и она робко улыбнулась в ответ.
– Целуйте руки князю! – Я указал на Ярослава.
Молодые немедленно последовали совету, приложившись каждый к своей ручке. Ярослав стоял горделиво: роль милостивца ему явно нравилась.
– Благословляю вас! – сказал, после того как княжич с невестой разогнулись. – Буду рад видеть тебя дочкой, княгиня. – Ярослав обнял и расцеловал Ефросинью. – А ты! – он показал Олегу кулак. – Чтоб не смел баловать более! Не то не погляжу, что удельный князь, а сниму пояс и отхожу! Приглядывай за ним, дочка!
– Пригляжу! – пообещала Ефросинья. Искренне.
– А теперь сказывай, как на Волыни! – велел я, когда парочка удалилась.
Рассказ Ярослава затянулся, чему, впрочем, я был рад. С посадником мы не ошиблись. Князь приструнил волынских бояр, навел порядок в дружине и казне. Наладил отношения и с Доброславой. Вспомнив о княгине, Ярослав расправил усы и горделиво улыбнулся, из чего я сделал вывод, что соображения о взаимной симпатии были правильными. В подробности отношений с матушкой князь вдаваться не стал, а я не решился спрашивать: еще услышишь, чего не надо. Я попросил передать матери, что рад буду видеть ее в Звенигороде. Ярослав пообещал, не уловив подвоха. А с чего его ловить? Матушка приедет повидать сына, внука понянчить. Что она при этом Ивану о владимирских делах поведает, дело двоих. «Доверяй, но проверяй!» – как говорил в мое время один президент.
За разговором мы успели выпить и закусить, к жене я прибыл в отличном расположении духа. И, к своему удивлению, застал у нее Ефросинью.
– Поговорить хотела! – объяснила присутствие гости Оляна. – Заждались. Что так долго?
– Дела… – неопределенно ответил я, с любопытством поглядывая на Ефросинью. Что скажет? Но княгиня говорить не стала. Подойдя, склонилась и приникла губами к моей руке.
– Что ты!
Я выпрямил ее и заглянул в глаза. Они плавали в соленых озерах.
– Я… – всхлипнула княгиня. – Я, княже, тебе по гроб… Как обещала. Не чаяла уже. Олег поведал: отец невесту ему сыскал.
– А я тебе – мужа, – просветил я. – Доброго! И надо бы отдать, да Ярослав умолил. Сказал, что такой, как ты, на всем свете не сыщешь. Умна, красавица, да еще с богатым приданым!
– Шутишь? – улыбнулась княгиня.
– Нет! – пожал я плечами. – Так и было.
– Что за приданое? – вмешалась жена, уловив суть.
– Любачев – в удел. А коли муж верно послужит, то и в вотчину.
– Княже!
Ефросинья припала ко мне и стала мочить рубаху на груди. Я осторожно погладил ее по голове.
– Рано радуешься, княгиня. Просто так уделы не даю. Службу потребую.
– Какую?
Она отпрянула и глянула настороженно. Мокрые глаза почти мгновенно подсохли. Так-то лучше.
– Княжить будет Олег, но править Любачевом должна ты. Причем так, чтоб Олег не почувствовал. У жениха твоего ветер в голове, это даже отец признает, он или котору с соседом затеет, или серебро на оружие да собак спустит. Забросит дела, а мне такого не надобно. Вот как его надо держать! – я повторил жест Ярослава. – Сумеешь? Или другого мужа поищем?
– Не надо! – поспешила Ефросинья. – Справлюсь!
– Тогда с Богом!
Я перекрестил ее.
– Как родишь, зови в крестные!
Ответом мне был поцелуй: жаркий и в губы. Оляна аж подпрыгнула от возмущения. Отпустив Ефросинью, я сел на лавку и потащил с ног сапоги. Оляна и не подумала помочь – все еще дулась.
– Ты что это уделы раздаешь? – спросила с плохо скрываемой обидой. – Говорил ведь, что никому!
– Из всякого правила бывает исключение, – напустил я туману.
– Особенно, когда исключение молода и красива! – фыркнула Оляна.
– А также влюблена в жениха, который, по правде говоря, ее не стоит, – дополнил я, бросая сапог под лавку. – И отчего женщины такие? Я знал девочку, которая влюбилась в такого же дурня и готова была жить с ним без венца. Хорошо, нашелся Малыга, который безобразие прекратил и заставил жениться…
Пока я так рассуждал, единственный слушатель переместился ко мне на колени и окончание монолога встретил, заглядывая мне в глаза.
– Я вот до сих пор думаю, а не ошиблась ли та девочка? Может, ей следовало искать другого мужа?
– Ты не думай! – сказала Оляна, вытирая ладошкой с моих губ след от чужих. – Тебе вредно!
Я, не удержавшись, захохотал. За годы совместной жизни Оляна набралась от меня словечек и охотно ими пользовалась. Нередко я даже забывал, что нас разделяют века.
– Я иногда проснусь и думаю, – сказала жена, прижимаясь ко мне. – За что мне счастье? А если б не встретились?
– Нашла бы другого. Молодого и красивого. Я для тебя старый. Наверное, и седые волосы есть. Не замечала?
– Ты и в самом деле дурак! – заключила жена, сползая с колен. – Идем!
Она отвела меня к колыбели. Иван Иванович лежал в ней, пуская пузыри. Оляна взяла его на руки. Сыну это понравилось. Он осклабился, показав беззубые десны.
– Гляди! – умилилась Оляна. – На щеке ямочка! Как у тебя! У него и ножки твои!
– И кое-что еще…
Оляна фыркнула и положила ребенка обратно. Сын перестал улыбаться, но пускать пузыри продолжил – судя по всему, ему это нравилось.
– Идем! – сказала Оляна, беря меня за руку. – Скоро проголодается, надо успеть…
* * *
К Рождеству приехал в Звенигород и ляшский воевода Мацько, некогда плененный мной у брода. В этот раз наша встреча вышла не в пример сердечнее.
– Как Збышко? – спросил я, поприветствовав гостя.
– Слава Исусу! – ответил воевода, хитро щурясь.
– Здоров?
– Еще как! – ухмыльнулся воевода. – С молодой женой тешится. Он теперь знатен и богат, а ведь благодаря тебе, князь!
