Четыре.
Он снова схватил терминал и зажал кнопку.
Эта зараза просто отказывалась работать. Миллер сел рядом с тележкой. Эрос шептал и бормотал, очевидно не замечая крошечного пришельца, скребущегося в двери станции. Миллер глубоко вздохнул. Дверь не шевельнулась. А пройти надо было.
Наоми бы это не понравилось.
Одной свободной рукой Миллер ослабил металлический ремень вокруг бомбы, чтобы позволить ей немного наклоняться взад-вперед. Осторожно, медленно приподнял угол. Потом, не сводя глаз с табло статуса, подсунул под нее ручной терминал, так что металлический угол впился в сенсорный экран над кнопкой входа. Пусковой сигнал остался зеленым. Если станция встряхнется или качнется, у него еще будет пять секунд, чтобы добраться до терминала. Не так уж плохо.
Освободив обе руки, Миллер вцепился в дверь. Сверху просыпался новый черный мусор, а щель разошлась шире, позволив заглянуть внутрь. Коридор за ней был почти круглым в сечении: черная поросль заполнила углы, так что проход напоминал рассеченный кровеносный сосуд. Освещали его только фара на скафандре Миллера и миллионы крошечных светящихся точек, голубыми светляками мельтешивших в воздухе. Когда пульсация голосов Эроса нарастала, огоньки тускнели, затем разгорались снова. Датчик скафандра доложил, что окружающий воздух пригоден для дыхания, хотя содержит повышенную концентрацию аргона, озона и бензола.
Один светлячок проплыл мимо, двигаясь в не ощутимом для Миллера течении воздуха. Не обращая внимания, Миллер навалился на дверь, по сантиметру расширяя проход. Он уже сумел просунуть внутрь руку и пощупать корку на полу. Она казалась достаточно плотной, чтобы выдержать тележку. Слава богу. Будь здесь по пояс инопланетной грязи, пришлось бы изобретать другой способ транспортировки. А толкать тележку по закругленной поверхности и без того будет непросто.
«Нет покоя злым, — сказала у него в голове Джули Мао, — и нет отдыха добрым».
Он снова взялся за работу.
Пока дверь открылась на ширину прохода, он успел взмокнуть. Плечи и спина ныли. Темная корка продвинулась дальше по коридору, запустила щупальца в шлюз, держась краев, где стены сходились с потолком. Голубые огоньки обживали воздух. Эрос лез наружу не медленнее, чем Миллер — внутрь. А может быть, и быстрее.
Миллер обеими руками подтянул тележку, пристально наблюдая за терминалом. Бомба качнулась, но не так сильно, чтобы отпустить зажатый пуск. Благополучно перебравшись в коридор, он вытащил терминал.
Один. Два.
Тяжелый ящик немного промял сенсорную пластинку, но она еще работала. Миллер взялся за ручки тележки и потянул ее вперед по неровной органической подстилке, которая отзывалась на движение колес грубыми толчками и дрожью.
Однажды он здесь умирал. Его отравили радиацией. В него стреляли. Эти помещения, или очень похожие на эти, были полем боя. Для него и Холдена. Сейчас Миллер их не узнавал.
Он миновал широкое, почти пустое пространство. Корка здесь была тоньше, местами проступали металлические стены складов. В потолке еще горела одна светодиодная лампа, проливая в темноту холодный белый свет.
Дорожка вывела его к уровню казино — коммерческая архитектура все еще увлекала гостей к тем же местам. Кора наростов почти исчезла, но помещения преобразились. Автоматы патинко были наполовину оплавлены или взорваны, и лишь немногие еще переливались огоньками и просили ввести номер счета, чтобы разразиться радугой цветов и праздничными, торжествующими звуковыми эффектами. Карточные столы виднелись под грибными шляпками из прозрачного вязкого геля. Вдоль стен и соборных сводов потолка по черной ребристой поверхности колебались волосяные пряди, светившиеся на кончиках, но не дававшие света.
Что-то взвизгнуло: скафандр Миллера приглушил звук. Радиовещание станции теперь, когда он находился у нее под кожей, звучало громче и сочнее. В памяти мелькнул давний детский фильм про мальчика, проглоченного чудовищным китом.
Мимо быстро, не дав себя толком разглядеть, пролетело нечто серое, размером в два его кулака. Что-то юркнуло за перевернутый торговый автомат. Миллер понял, чего ему не хватает. На Эросе было полтора миллиона человек, и большая часть их находилась здесь, на уровне казино, ожидая своего личного Апокалипсиса. Однако тел он не видел. Нет, не так. Черная корка, миллионы темных борозд над ним, светившихся мягко, как морские волны, — это и были воссозданные Эросом тела. Переделанная человеческая плоть. Тревожный сигнал скафандра предупредил об опасности гипервентиляции. На краю зрения возникла темнота.
Миллер упал на колени.
«Не вздумай свалиться в обморок, сукин ты сын, — сказал он себе. — Не вздумай вырубиться, а если уж вырубишься, падай так, чтобы зажать своим весом чертов пуск».
Джули накрыла его руку своей. Он почти ощутил успокаивающее прикосновение. Джули права. Это просто тела. Просто мертвые люди. Жертвы. Просто груда мяса для утилизации, ничем не отличающегося от любой нелегальной шлюхи, зарезанной в дешевых борделях Цереры. Или от самоубийц, выбрасывавшихся из шлюзов. Ну, пусть протомолекула жутко изуродовала их плоть. Это не отменяет того, чем все здесь было. Чем был он сам.
«Если ты коп, — сказал он Джули, повторяя хохму, которую обращал к каждому новичку, назначенному к нему в напарники, — ты не можешь позволить себе роскоши что-то чувствовать. Ты должен дело делать».
«Так делай дело», — мягко ответила она.
Он кивнул. Он встал. «Делай дело».
Словно в ответ, звук внутри скафандра изменился, голоса Эроса просвистели сквозь сотни различных частот, прежде чем взорваться резким гомоном — кажется, на хинди. Человеческими голосами. «Пока глас человека не разбудит нас»,
[42]
— подумал он, не вспомнив, откуда цитата.
«Вот мы и возвращаемся, — обратился он к Джули. — Возвращаемся к тому, что знаем».
Оно разрасталось внутри Эроса, использовало каменную оболочку как экзоскелет, не меняя, не перекрыв выхода в порт. Оно не сдвигало внутренних стен, не перестраивало комнат и переходов уровня казино. Значит, план помещений окажется ему более или менее знаком. Вот и хорошо.
Что бы ни гнало станцию сквозь пространство, оно использовало чертову уйму энергии. Вот и хорошо.
«Просто найди горячее место». Свободной рукой он проверил свой скафандр. Наружная температура — двадцать семь градусов. Жарко, но вытерпеть вполне можно. Он широко зашагал назад к портовому коридору. Температура упала не более чем на сотую градуса, но все же упала. Значит, так. Можно заходить в каждый коридор, выбирать самый горячий и двигаться по нему. Когда он отыщет место, где окажется градуса на три-четыре теплее, это оно и будет. Он подкатит тележку поближе, отпустит большой палец и сосчитает до пяти.
Нет проблем.
К тому времени, как он вернулся к тележке, на колеса наросло что-то, похожее на мягкий золотистый лишайник. Миллер, как мог, отодрал его, но одно колесо все же стало поскрипывать. Тут уж ничего не поделаешь.
