Он достал из кармана пакетик для улик из тонкой пленки и вывернул его наизнанку, надев на руку вместо перчатки, после чего поднял терминал, обернул пластиком и запечатал.
— Это… кровь? — спросила Наоми, указывая на дешевый пенковый матрас. По простыне и подушке тянулись влажные полосы, шириной не больше пальца, но темные. Слишком темные даже для крови.
— Нет, — сказал Миллер, сунув терминал в карман.
Жидкий след узкой тропинкой тянулся в ванную. Миллер поднял руку, приказывая остальным стоять, и прокрался в полуоткрытую дверь. В ванной мерзкий запах стал сильнее. Пахло чем-то глубинным, органическим, интимным. Так пахнет навоз в парнике, или следы секса, или бойня. Все вместе. Унитаз из блестящей стали, той же модели, что в тюрьмах. Такая же раковина. Лампочки над раковиной и на потолке разбиты. В свете его терминала, слабом, как свет единственной свечи, тянулись из душевой кабины к разбитым лампам черные щупальца, изогнутые и ветвящиеся, как жилки листьев.
В кабине лежала мертвая Джульетта Мао.
Глаза ее были закрыты, и хорошо, что так. Она постриглась иначе, чем на снимках, виденных Миллером, и стрижка изменила овал лица, но не узнать ее было невозможно. В обнаженном теле осталось мало человеческого. Кольца ветвящейся поросли тянулись изо рта, ушей, вагины. Ребра и позвоночник ощетинились шпорами, которые как ножи прорезали бледную кожу, пробиваясь к свободе. Из нее вытекла темно-коричневая жижа, наполнившая поддон почти на три сантиметра. Он сидел молча, всей душой желая проснуться, и чтобы все это оказалось сном.
«Что они с тобой сделали? — думал он. — Ох, детка, что они сделали?»
— О боже, — проговорила за спиной Наоми.
— Ничего не трогать, — велел он. — Выходите наружу. В коридор. Сейчас же.
Свет в комнате погас, когда вынесли терминалы. В движущихся тенях на миг почудилось, будто тело шевельнулось. Миллер ждал, но ни один вдох не всколыхнул грудную клетку. Не дрогнули веки. Ничего. Он встал, тщательно проверил манжеты рукавов и обувь и вышел.
Все они это видели. Он по их лицам мог сказать, что все они видели. И не лучше его понимали, что это было. Он мягко прикрыл расщепленную дверь и стал ждать Сематимбу. Ждать пришлось недолго.
Пять человек в полицейских доспехах и с оружием продвигались к ним по коридору. Миллер вышел навстречу, его осанка говорила за себя яснее, чем значок. Он видел, как расслабились полицейские. Сематимба шел последним.
— Миллер? — сказал он. — Какого черта? Кажется, ты собирался не высовываться.
— А что мне оставалось? — ответил Миллер. — Тут за мной штатские. Мертвецы, что внизу, накинулись на них в вестибюле.
— Почему? — требовательно спросил Сематимба.
— Кто знает? Хотели вытрясти мелочишку? Это все пустяки.
Сематимба поднял бровь.
— У меня там четыре трупа, и это пустяки?
Миллер кивнул назад:
— Пятая там. Девушка, которую я искал.
Лицо Сематимбы смягчилось.
— Очень жаль, — сказал он.
— Пошел ты. — Миллер не мог принять его сочувствия. Не мог выслушивать утешений. Одно мягкое прикосновение сейчас сломало бы его, так что он предпочитал держаться твердого тона. — Но здесь тебе не обойтись без коронера.
— Так плохо?
— Ты не представляешь. Слушай, Семи, — продолжал Миллер, — я тут увяз с головой. Те мальчики с пушками внизу — не будь у них связей в вашей службе, вас бы подняли по тревоге после первого выстрела. Ты сам понимаешь, что тут подстроили ловушку. Они ждали эту четверку. А знаешь, кто этот черноволосый коротышка? Джеймс Холден. Он вообще-то числится покойником.
— Тот Холден, что начал войну? — спросил Сематимба.
— Он самый, — ответил Миллер. — Здесь глубоко. Утонуть проще простого. А помнишь поговорку, насчет нырять за утопленником?
Сематимба кивнул, вглядываясь в коридор.
— Давай я тебе помогу, — предложил он, но Миллер покачал головой.
— Я слишком глубоко влип. Забудь про меня. Ты просто получил вызов. Нашел это место. Со мной ты незнаком, с ними незнаком, понятия не имеешь, что произошло. Или уж иди на дно вместе со мной. Выбирай.
— И ты не улетишь со станции, не поговорив со мной?
— Заметано, — согласился Миллер.
— Идет, — сказал Сематимба и после короткой паузы: — Это и вправду Холден?
— Вызывай коронера, — повторил Миллер. — Поверь мне.
Глава 25
Холден
Миллер махнул Холдену и направился к лифту, не оглянувшись проверить, идут ли за ним. Холдена такая самоуверенность разозлила, но он все же подошел.
— Вот так? — заговорил он. — Мы побывали в перестрелке, убили по меньшей мере троих, а теперь просто уходим. Без допроса, не дав показаний? Как это у вас получается?
— Любезность между профессионалами, — ответил Миллер, и Холден решил, что он не шутит.
Двери лифта открылись, приглушенно звякнув, и Холден со своими вошел вслед за Миллером. Наоми оказалась ближе всех к панели и потянулась к кнопке вестибюля, но руки у нее так тряслись, что ей пришлось сжать пальцы в кулак. Глубоко вздохнув, она нацелила переставший дрожать палец и ткнула в кнопку.
— Ерунда какая-то. Даже бывший коп не получает лицензии на стрельбу, — сказал в спину Миллеру Холден.
Миллер не ответил, но как будто немного съежился. У него сам собой вырвался тяжелый вздох. Кожа стала серее, чем раньше.
— Сематимба знает дело. Половина нашей работы в том, чтобы уметь вовремя отвернуться. Кроме того, я обещал, что мы не покинем станцию, не дав ему знать.
— Ни хрена себе! — возмутился Амос. — Ты что это за нас обещаниями разбрасываешься, дружок?
Лифт остановился, и перед ними открылась кровавая сцена боя. В вестибюле работала дюжина копов. Миллер кивнул им, и они кивнули в ответ. Он вывел команду в коридор и обернулся.
— Об этом потом, — сказал он. — Пока что надо найти место, где поговорить.
Холден примирительно пожал плечами.
— Ладно, только вы платите.
Миллер свернул по коридору к станции «трубы».
Следуя за ним, Наоми придержала Холдена за рукав и оттянула чуть назад. Когда Миллер достаточно обогнал их, она сказала:
— Он ее знал.
— Кто кого знал?
— Он, — Наоми движением головы показала на Миллера, — знал ее. — Она мотнула подбородком в сторону оставшегося за спиной места преступления.
— Откуда тебе известно? — спросил Холден.
— Он не ожидал найти ее там, но он знал, кто она. И его потрясло то, что он увидел.
— Что-то мне не верится. Он всю дорогу держался совершенно спокойно.
