«И кто это оплачивает?»
«Лучше тебе не знать».
Судя по всему, тяжелая ситуация повлияла на дикцию Борзова. Впрочем, возможно, он не хотел, чтобы его понимали. Во всяком случае, понимать его было все сложнее. Надин сохраняла такое хладнокровие, что Дэвид задумался, теряет ли она голову хоть когда-нибудь. Он наблюдал за игрой мастера и записывал не для того, чтобы реанимировать своего свидетеля, а чтобы усвоить эффективную методику ведения перекрестного допроса.
Присяжных происходящее ничуть не волновало. Они уже были мыслями в другом месте, поставили на Борзове крест и ждали следующего свидетеля. Надин, почувствовав, сократила список своих претензий. В 11.00 судья Сирайт созрел для того, чтобы пойти в туалет, и объявил двадцатиминутный перерыв. Когда присяжные покинули зал суда, Борзов подошел к Дэвиду и спросил:
— Долго еще?
— Понятия не имею, — ответил Дэвид.
Доктор вспотел и тяжело дышал. Плохо дело, чуть не сказал Дэвид. По крайней мере ему за это платят.
Во время перерыва Надин Керрос и ее команда приняли тактическое решение не выводить повторно на экран эхокардиограмму Перси. Теперь, когда окровавленный Борзов и так висел в петле, объяснение результатов исследования позволило бы ему обрести какую-то опору: ведь он мог опять запутать присяжных медицинскими терминами. После перерыва, когда Борзов вернулся на место свидетеля, Надин начала допрашивать его об образовании, делая акцент на различиях медицинской школы здесь и в России. Она прошлась по списку предметов и лекций, стандартных при обучении местных специалистов, и никому не известных «там». Надин знала ответ на каждый свой вопрос, и теперь Борзов это понял. Теперь он все чаще уклонялся от прямых ответов, понимая, что любая неточность, даже самая незначительная, будет отмечена, препарирована и брошена ему в лицо.
Надин продолжала наступление на его профессиональную подготовку, и пару раз ей удалось сбить Борзова с толку. К полудню у присяжных, наблюдавших за этой пыткой, сложилось отчетливое впечатление, что они побоялись бы следовать рекомендациям этого доктора даже при выборе бальзама для губ.
Почему он никогда не писал научных работ? Борзов заявлял, будто у него вышло несколько статей в России, но ему пришлось признать, что их не переводили. Почему он никогда не преподавал и не был сотрудником кафедры? Работа в аудитории казалась ему скучной, пытался объяснить он, хотя и так было трудно представить общение Борзова со студентами.
Во время ленча Дэвид и его помощница быстро покинули здание и отправились в закусочную за углом. Хелен заворожил сам суд, но она до сих пор не могла прийти в себя после жалкого выступления доктора Борзова.
— Тебе на заметку, — сообщила она за зеленым салатом, — если мы когда-нибудь соберемся разводиться, я найму Надин.
— О, правда. Что ж, тогда мне придется обратиться к Уолли Фиггу, если удастся отловить его в трезвом виде.
— Ты труп.
— Забудь о разводе, детка, ты слишком красивая, и у тебя огромный потенциал в качестве помощницы судебного юриста.
Хелен приняла серьезный вид.
— Послушай, я понимаю, у тебя сейчас много всего вертится в голове, но все же подумай о будущем. Ты не можешь оставаться в «Финли энд Фигг». Что, если Оскар не вернется? Что, если Уолли не откажется от бутылки? И даже если все сложится хорошо, зачем тебе там оставаться?
— Не знаю. У меня не было времени об этом подумать. — Он решил оградить жену от двойного кошмара в виде санкций по Правилу номер 11 и потенциальных дел о некомпетентности и решил не рассказывать о кредите в размере 200 000 долларов, за который поручился вместе с двумя партнерами. Уход из фирмы в ближайшее время вряд ли возможен.
— Поговорим об этом позже, — ответил Дэвид.
— Прости. Просто мне кажется, что ты можешь найти работу намного лучше, вот и все.
— Спасибо, дорогая. А что, тебя не впечатлило мое умение работать в суде?
— Ты прекрасен, но подозреваю, что одного большого процесса тебе хватит с головой.
— Кстати, Надин Керрос разводами не занимается.
— Вот вопрос и решился. Придется просто перетерпеть.
В 13.30 Борзов побрел к трибуне свидетеля в последний раз, и Надин приступила к финальной атаке. Поскольку он был кардиологом, не лечившим пациентов, она позволила себе предположить, что он никогда не лечил и Перси Клопека. Все верно. К тому же мистер Клопек умер задолго до того, как Борзова наняли в качестве эксперта. Но он, разумеется, советовался с докторами, которые лечили покойного? Нет, признался Борзов, не советовался. Изобразив удивление, Надин начала анализировать это невероятное упущение. Его ответы становились все медленнее, голос — слабее, русский акцент — явственнее. В 14.45 он достал из кармана пиджака белый носовой платок и начал им размахивать.
Такие драматические моменты не были освещены мудрецами, написавшими правила федерального судопроизводства, и Дэвид не знал, как ему поступить.
Он встал и сказал:
— Ваша честь, думаю, с этого свидетеля хватит.
— Доктор Борзов, вы нормально себя чувствуете? — спросил судья Сирайт. Ответ был очевиден.
Свидетель покачал головой.
— Больше вопросов нет, ваша честь, — объявила миз Керрос и сошла с возвышения, не преминув вильнуть бедром.
— Повторный допрос будет, мистер Зинк? — спросил судья.
Меньше всего Дэвид хотел бы попытаться вернуть к жизни мертвого свидетеля.
— Нет, сэр, — быстро ответил он.
— Доктор Борзов, вы свободны.
Спотыкаясь, он вышел из зала суда с помощью пристава. Борзов стал на 75 000 долларов богаче, но получил новую черную метку в своем послужном списке. Судья Сирайт объявил перерыв до 15.30.
Доктор Герберт Тредгилл был фармакологом с сомнительной репутацией. На закате своей карьеры он, как и Борзов, жил спокойно, вдали от треволнений настоящей медицины, занимаясь лишь тем, что давал показания в суде для юристов: заключения, которые он с невероятной легкостью подгонял под заданные условия, требовались им для подтверждения их собственных версий произошедшего. Пути двух профессиональных экспертов-свидетелей периодически пересекались, и они хорошо знали друг друга. Тредгилл не хотел участвовать в деле Клопека по трем причинам: факты были паршивыми, позиция — слабой, и он не имел никакого желания встречаться с Надин Керрос в зале суда. И все же он согласился. Но только по одной причине — 50 000 долларов плюс оплата расходов за несколько часов работы.
Во время перерыва он встретил в коридоре доктора Борзова и пришел в ужас от его вида.
— Не делай этого, — бросил Борзов, ковыляя к лифтам. Тредгилл помчался в мужской туалет, умыл лицо и принял решение бежать. Послать к черту дело. Послать к черту юристов, которые все равно не относятся к крупным игрокам. Тредгилл уже получил весь гонорар, и если они пригрозят ему судом, то, вероятно, он рассмотрит возможность вернуть какую-то часть денег, но не обязательно. Через час он уже будет сидеть в самолете. Через три часа — выпивать с женой у себя во внутреннем дворике. Никакого преступления при этом он не совершит. Повестку ему не вручали. Если надо, он никогда больше не приедет в Чикаго.
