В 16.00 Дэвид вновь пришел в кабинет судьи и сказал:
— Господин судья, похоже, мы потеряли еще одного человека. Я не могу найти доктора Тредгилла, и он не отвечает на телефонные звонки.
— Когда вы в последний раз говорили с ним?
— За обедом. Он был в полной боевой готовности, или по крайней мере так утверждал.
— У вас есть еще один свидетель, который находится здесь?
— Да, сэр, мой экономист, доктор Канья Миде.
— Тогда вызовите ее, а мы посмотрим, не найдет ли заблудшая овца дорогу домой.
Перси Клопек двадцать два года проработал диспетчером в компании, занимавшейся грузовыми перевозками. Это была сидячая работа, и Перси не делал ничего, чтобы разнообразить монотонное протирание штанов на стуле в течение восьми часов подряд. Не являясь членом профсоюза, он зарабатывал 44 000 долларов в год, но тут умер, а ведь вполне мог проработать еще семнадцать лет.
Доктор Канья Миде, молодой экономист из Чикагского университета, изредка подрабатывала консультантом, чтобы обогатиться на пару долларов. За дело Клопека она получила 15 000. Расчет оказался весьма прост. Годовой доход в 44 000 долларов умножался на семнадцать лет с учетом предполагаемого ежегодного повышения, что проистекало из анализа зарплаты Клопека в прошлом. К этому прибавлялась пенсия, составлявшая 70 процентов от самой высокой его зарплаты и выплачиваемая на протяжении пятнадцати лет — такова средняя продолжительность жизни после шестидесяти пяти. Коротко говоря, доктор Миде засвидетельствовала, что смерть Перси обошлась его семье в 1,51 миллиона долларов.
Поскольку он спокойно скончался во сне, претензии по поводу боли и страданий предъявлены не будут.
На перекрестном допросе миз Керрос высказала возражение против предположений о продолжительности жизни Перси. Поскольку он умер в сорок восемь и многие его родственники мужского пола тоже умерли рано, версия о том, что он доживет до восьмидесяти, представлялась нереалистичной. Надин, однако, осторожно подошла к вопросу обсуждения компенсации ущерба. Если бы она уделила этому много внимания, все сосредоточились бы на цифрах. Клопекам не причиталось ни пенни, и Надин не хотела создавать впечатление, будто ее волнует возможная компенсация.
В 17.20, когда доктор Миде закончила, судья Сирайт объявил заседание закрытым и велел всем прийти в девять следующим утром.
Глава 42
После тяжелого дня в суде Хелен не хотелось готовить. Она забрала Эмму из дома сестры в Эванстоне, поблагодарила ее и, пообещав отчитаться позже, умчалась в ближайшее заведение быстрого питания. Эмма, которая в машине спала гораздо лучше, чем в своей колыбельке, мирно дремала, пока Хелен пробиралась к автокафе. Она заказала больше гамбургеров и картофеля фри, чем обычно, потому что они с Дэвидом сильно проголодались. Шел дождь, и дни в конце октября становились все короче.
Хелен отправилась в квартиру Хаингов близ Роджерс-парк, и к тому времени как она приехала, Дэвид уже был там. План состоял в том, чтобы быстро поужинать, поторопиться домой и раньше лечь спать, разумеется, из-за Эммы. У Дэвида не осталось свидетелей, и он не знал, чего ожидать от Надин Керрос. В досудебном постановлении с ее стороны значилось двадцать семь экспертов-свидетелей, и Дэвид прочел отчет каждого из них. Только Надин Керрос знала, скольких она вызовет и в каком порядке. Дэвиду почти ничего не оставалось, кроме того, чтобы сидеть, слушать, периодически возражать, передавать записки своей хорошенькой помощнице и пытаться создать впечатление, будто он знает, что происходит. По словам друга с юридического факультета, судебного юриста одной фирмы в Вашингтоне, весьма высока была вероятность того, что защита потребует вынесения решения в порядке упрощенного судопроизводства. Они убедят Сирайта, что истец не сумел предоставить даже минимальные основания для иска, и выиграют, не пригласив ни одного свидетеля.
— Все может закончиться завтра, — говорил он, пробираясь по пробкам в Вашингтоне, пока Дэвид занимался тем же в Чикаго.
С тех пор как Туйю пять месяцев назад выписали из больницы, Зинки пропустили лишь несколько из своих поздних ужинов с фаст-фудом. Появление Эммы ненадолго изменило привычный уклад, но вскоре они стали брать ее с собой. У них сложился определенный ритуал. Когда Хелен приближалась к зданию с ребенком, Луин и Зоу, мать и бабушка, выскакивали из двери посмотреть на малыша. Внутри Линн и Эрин, две старшие сестры Туйи, сидели рядом на диване, нетерпеливо ожидая, когда им дадут потрогать Эмму. Хелен тихонько клала дочь кому-то из них на колени, и девочки вместе с мамой и бабушкой болтали, ворковали и вели себя так, будто никогда раньше не видели младенца. Они передавали ее друг другу с величайшей осторожностью. Это продолжалось довольно долго, и мужчины умирали с голоду.
Туйя наблюдал за происходящим с высокого стульчика и, казалось, даже забавлялся. Каждую неделю Дэвид и Хелен надеялись разглядеть хоть какие-то признаки улучшения в его состоянии, и каждую неделю испытывали разочарование. Как и предсказывали доктора, вероятность выздоровления была очень мала, ведь повреждения носили необратимый характер.
Дэвид сидел подле него, как всегда, почесывая ему голову, и подавал мальчику по палочке картофеля фри. Он болтал с Сои и Лю, пока женщины суетились вокруг малышки. В конце концов все сели за стол, и хозяева с радостью узнали, что Дэвид и Хелен сегодня будут есть с ними. Обычно они избегали гамбургеров и картошки, но не сегодня. Дэвид объяснил, что они немного спешат и не успеют отвезти Туйю на прогулку.
Когда Дэвид съел почти половину чизбургера, у него в кармане пиджака завибрировал мобильник. Он посмотрел на экран, вскочил, прошептал Хелен: «Это Уолли» — и выскочил за дверь.
— Где ты, Уолли?
Слабым голосом тот ответил:
— Я напился, Дэвид. Так напился…
— Мы уже догадались. Где ты?
— Ты должен помочь мне, Дэвид. Мне больше не к кому обратиться. Оскар не хочет со мной разговаривать.
— Конечно, Уолли. Ты же знаешь, я помогу. Но где ты?
— В офисе.
— Я буду через сорок пять минут.
Он лежал на диване у стола и храпел, а Эй-Си сидел рядом и настороженно наблюдал за ним. Был вечер среды, и Дэвид предположил (и не ошибся), что в последний раз Уолли принимал душ ярким ранним утром в понедельник — тот день, когда начался повторный процесс, через шесть суток после встревожившего их приступа Оскара и через шесть суток после того, как процесс объявили противоречащим нормам правосудия, по вине Уолли. Ни душа, ни бритья, ни смены одежды: на нем был все тот же темно-синий костюм и белая рубашка, что и в последний раз, когда Дэвид видел его. Галстука не было. На рубашке появились пятна. Правая брючина была слегка порвана. Сухая грязь облепила подошвы его новых черных классических туфель. Дэвид потрепал Уолли по плечу и позвал по имени. Ноль внимания. Его лицо покраснело и опухло, но синяков, порезов и царапин не было. Возможно, он пьянствовал не в барах. Дэвид хотел узнать, где он был, но вместе с тем его это не очень волновало. Уолли в порядке. Он еще успеет задать вопросы, один из них такой: «Как ты сюда добрался?» Его машины поблизости Дэвид не заметил, поэтому вздохнул спокойно. Как бы ни напился Уолли, вероятно, у него хватило ума не садиться за руль. С другой стороны, его машина могла попасть в аварию, ее могли украсть или отобрать.
