Скосив глаза от дороги на зеркало, Рейлли увидел, что «Пежо» вдруг стал быстро отставать. Его разбитое ветровое стекло рассыпалось на миллион бриллиантов, ярко сверкавших в лучах солнца. Почти не веря своим глазам, Лэнг следил в зеркало, как грузовик под протестующий визг покрышек вильнул, описал дугу, потом в другую сторону, шире, и вдруг вылетел с дороги, словно громадная ракета. Машина, казалось, на мгновение повисла в пустоте, затем нос наклонился вниз, и пространство поглотило ее так же, как грешные души на фреске. Лэнгу показалось, что дорога содрогнулась от ударов, грохнувших где-то далеко внизу.
Герт опустилась на заднее сиденье и снова обхватила его обеими руками за талию. Он успел уловить запах кордита, который тут же снесло ветром, и понял, что произошло.
По мере того как склон становился положе, дорога расширялась, и вскоре Лэнг нашел достаточно широкий участок обочины, на котором можно было остановиться. Он вынул ключ из замка зажигания «БМВ». Ни он, ни Герт некоторое время не шевелились и ничего не говорили. Их ноги сквозь кожаные брюки ощущали жар головок цилиндров, остывавших с негромким потрескиванием.
В конце концов Лэнг снял шлем, повернулся и увидел, что Герт отстегивает ремешок своего.
— Я совсем забыл, что ты была чемпионкой управления по стрельбе. Если не ошибаюсь, восемьдесят семь очков. И пистолет, и винтовка.
Она улыбнулась с таким выражением, будто он хвалил ее новое платье, и заявила:
— Восемьдесят восемь, а потом восемьдесят девять. Больше я в соревнованиях не участвовала.
— А что случилось с пистолетом?
— Он валяется где-то под горой, неподалеку от той Schweinehund
[38]
, что была в грузовике. Как только полиция доберется до обломков, она кинется расспрашивать всех, кто окажется поблизости. А в ветровом стекле, между прочим, дыры от пуль. Мне вовсе не хочется, чтобы при мне нашли оружие.
— Пушка чистая?
Она подалась вперед, чтобы проверить в зеркальце мотоцикла, не смазалась ли ее косметика. Сейчас Герт больше походила на юную дебютантку, чем на человека, только что метко стрелявшего в такой ситуации, в какой спасовал бы и Джеймс Бонд.
— Пистолет проходит по управлению. Я была в перчатках, так что и пороха у меня на руках не обнаружит никакая парафиновая проба. Нужно только выкинуть одну петлю из краузера.
— Вернемся проверить, что с водителем?
Она отвернулась от зеркала и печально взглянула на треснувшее крыло из стекловолокна.
— А заодно объясним властям, зачем мы тут крутимся, да? Не думаю, что они станут внимательно слушать преступника, объявленного в международный розыск.
Лэнг задумался.
— Вдруг там найдется что-нибудь, указывающее, кто он такой.
— Знаешь, если бы ты снял кожанку и убрал ее в багажник, я вернулась бы туда одна. Когда явятся полицейские, они ни за что не подумают, что такую стрельбу могла устроить женщина. Как-никак они итальянцы. Вот и подумают, что это была попытка восхищения.
— Похищения.
— Да, и его тоже. Я узнаю, не было ли у водителя каких-нибудь документов, удостоверюсь, что он не смог ничего рассказать о том, что тут случилось.
Лэнг проводил женщину взглядом и подумал, что у Киплинга, наверное, была какая-то знакомая, похожая на Герт. Иначе вряд ли он написал бы свои строки о том, что самки любой породы живых существ куда опаснее самцов.
5
Умбрия, автострада. Спустя тридцать минут
Лэнг сидел у стойки в баре на одной из площадок для отдыха водителей, во множестве имевшихся на обочинах автострады. Эти островки с заправочными станциями, кафетериями, уборными и душевыми, густо пахнущими дезинфектантами, с таким же успехом могли находиться на главных шоссе близ Нью-Йорка или Парковой магистрали во Флориде, штате, именуемом Солнечным. Почему Америка экспортирует только худшее из того, чем обладает? У Лэнга была своя теория, из которой следовало, что когда-нибудь вся Европа будет походить на Канзас или, того хуже, на Калифорнию. Неудивительно, что при такой перспективе мало кто одобряет глобализацию.
Но думал он не только об этом. Чашка с капучино, стоявшая перед ним на столике, всего лишь заменяла ему билет, давала право занимать высокий табурет в баре. Кофеин почти не действовал на него, терялся в адреналиновом приливе, который лишь сейчас начал постепенно спадать. Как он мог прожить столько лет без встрясок, которые дает опасность? Во время работы в управлении Рейлли никогда не попадал в ситуации, где речь шла бы о жизни или смерти, не участвовал в перестрелках или погонях, но даже обдумывание плана перевозки изменника через охраняемую границу было за-хватывающим занятием. Даже разгадывание следующего хода противника, которым он занимался до той поры, пока красного короля и его пешек не смахнули с карты Европы, всегда щекотало нервы.
Теперь же он мог ожидать лишь словесной дуэли в суде, а в этом действе ритуал соблюдался строже, чем в представлениях японского театра кабуки. Но Лэнг никак не ожидал, что когда-нибудь станет так сильно тосковать по той игре. Он подозревал, что калейдоскопические быстрые и неожиданные смены обстановки и постоянное напряжение слегка стерлись в памяти, обрели романтично-ностальгическую окраску на фоне томительно однообразных учебы и практики. Однако со временем восприятие изменилось. Как же хорошо точно знать, что каждый вечер вовремя будешь дома, а не сорвешь в последний момент давным-давно намеченные планы, не заставишь жену томиться в тревоге и неизвестности после того, как ты сказал ей единственное, на что имел право, — что тебя какое-то время, неизвестно сколько, не будет.
Дон уже не было на свете, а Лэнг оказался втянут в игру, где ставки значительно превышали тот уровень, на котором он хотел бы остановиться. Даже красные, эта наводящая страх на весь мир орда безбожных коммунистов, из-за которых и было создано управление, фанатиками не являлись. Таковых, по крайней мере, не было среди тех красных, которых он знал. Ему никогда не приходилось слышать, чтобы хоть один агент противной стороны стремился умереть ради марксизма, наподобие моджахедов, идущих на смерть ради Аллаха. А «они» — так Лэнг, сам того не заметив, стал называть эту неведомую группу — не уступали в фанатизме арабским террористам-смертникам. Его убийца, не справившийся с заданием, метнулся через комнату, чтобы выпрыгнуть с балкона и принять участь, уготованную для него Творцом, но не попасть в тюрьму. Водитель грузовика вряд ли мог рассчитывать уцелеть после аварии, которая на извилистой дороге была почти неизбежной. Он хотел лишь забрать с собою жизни двоих мотоциклистов, стремясь в то место, ради которого не жаль пожертвовать свой земной жизнью.
Но почему? Лэнг был склонен считать, что такое рвение, вероятнее всего, могла породить религия. Эти люди принадлежали к какой-то религиозной группе, вернее, к секте. В истории было полным-полно таких примеров: у мусульман — ассасины, от названия которых это слово и вошло во многие европейские языки, убивавшие по ночам крестоносцев, индуисты-туги, неуловимые убийцы-душители эпохи всемирной Британской империи, японские камикадзе, умиравшие за своего обожествленного императора.
