Воздух был таким холодным, что обжигал легкие.
Мужчина улыбнулся. Его давно не было здесь, и тем приятнее было вновь попасть домой, вернуться на родную землю, в страну, где он за бурные последние годы почти не был. Он с восхищением смотрел на стремительно несущиеся по зеленеющим склонам, покрытым ранней весенней травой лугам потоки талых вод. Олениха, которой вскоре предстояло родить, широко раскрытыми глазами разглядывала пыхтящий паровоз, а потом повернулась, и, сверкнув белым «флажком», скрылась в тени. Наверху орел неторопливо описывал в безоблачном небе безостановочные круги.
Ничего здесь не изменилось. Горы, деревья, стремительные потоки, о чем-то тараторившие на бегу, оставались точно такими же и не обращали ни малейшего внимания на то, что весь остальной мир стал совсем не таким, как раньше, когда он бывал здесь. По мнению пассажира, изменения привели отнюдь не к лучшему.
До войны поездка на поезде из Будапешта до Вены заняла бы от силы полдня — всего-то триста километров. В сегодняшнем мире такая поездка вообще была неосуществима. После бесчисленных бомбежек и обстрелов железнодорожные пути, мосты и туннели между двумя восточноевропейскими столицами превратились в груду обломков каменного крошева. Потому-то и нужно двигаться в обход, отчего путь из столицы Венгрии до деревни становился вдвое длиннее.
По крайней мере, так ему сказали. Он не поверил; во всяком случае, причина была не только в этом.
Уже через несколько секунд его недоверие получило реальные доказательства. Поезд описал плавную дугу, и путь ему преградили два американских полугусеничных вездехода, стоявших прямо на рельсах. Пассажир разглядел смонтированные на них полудюймовые «браунинги М2», лучшие из всех многочисленных моделей тяжелых пулеметов, применявшихся в ходе войны. Солнце играло на медных патронах в заправленных лентах. С одной стороны пути расположился танк «шерман», нацеливший на паровоз черное жерло своего орудия. По другую сторону выстроились 2,5-тонные трехосные грузовики; их кузовы были накрыты брезентовыми тентами, скрывавшими их содержимое от любопытных глаз. Возле каждого грузовика стояло по дюжине людей в американской военной форме, вооруженных винтовками. Даже издалека можно было узнать нашивки 15-го пехотного полка.
Поезд и так двигался на подъеме чуть быстрее пешехода, поэтому остановиться удалось почти сразу.
— Герр штурмбаннфюрер?.. — вопросительно произнес машинист.
— Не называйте меня так, — ответил по-немецки пассажир, не отводя глаз от американцев. — Говорите просто: герр Шмидт.
Паровоз тяжело вздохнул, выпустив клубы пара. Пассажир спустился по лесенке из кабины. Он был одет в классическом тирольском стиле: рубашка с короткими рукавами, ледерхозены — короткие кожаные штаны — и зеленые вязаные чулки до колен. На голове красовалась фетровая шляпа с узкими полями, украшенная пучком шерсти горной козы. Под мышкой пассажир прижимал локтем свернутую куртку, а руки держал так, чтобы ни у кого не возникло сомнений в том, что он безоружен. Мужчина шел вдоль рельсов твердой походкой, как если бы каждый шаг имел для него особое значение, и держался прямо, будто шомпол проглотил, — как солдат, марширующий строевым шагом по плацу.
Из кабины одного из стоявших на путях вездеходов вылез человек, одетый, как и все военные, находившиеся поблизости, в американскую военную форму. Его короткий китель, наподобие того, в каком любил ходить Эйзенхауэр, украшали орденские ленточки и две звезды — знак различия генерал-майора. Вылез и остановился, не сделав ни шагу навстречу приехавшему; просто стоял и спокойно ждал, и выглядело это так, будто высокопоставленные офицеры союзников постоянно встречали немецкие товарные поезда в безлюдных местах среди леса.
Не доходя нескольких шагов до американца, приехавший на поезде человек остановился и прикоснулся к краю полей шляпы. Это можно было расценивать и как военный салют, и как гражданское приветствие.
— Герр генерал!
Что бы ни значил приветственный жест, американец на него не ответил.
— Вы очень точны, мистер Смит.
Приехавший улыбнулся; при этом сразу стал заметен шрам, пересекавший щеку.
— Пунктуальность — важное достоинство моего народа.
Акцент в его речи был почти неуловим, разве что «в» он произносил глуховато, отчего этот звук немного походил на «ф».
— Единственное, чтоб вас… — проворчал генерал. — Список у вас есть?
Приехавший извлек из нагрудного кармана своих ледерхозенов пачку листов и протянул их генералу.
— Здесь полный перечень и списки по вагонам.
Ничего не ответив на это, генерал подал знак военному с сержантскими нашивками на рукавах. Сержант окинул прибывшего подозрительным взглядом. Было совершенно ясно, что он не склонен доверять немцам, подписавшим капитуляцию всего восемь дней назад, и опасается подвохов. Обернувшись, он сказал что-то солдатам, и они втроем направились к продолжавшему негромко фыркать паровозу.
Мужчина в тирольском костюме задумчиво смотрел на военных. Американские солдаты плелись, шаркая ногами, как старики. Похоже, они мало заботились о состоянии формы и о блеске ботинок. Неопрятный вид. Неопрятный и обманчивый. И эти неряхи оказались такими сильными бойцами! Скажи кто-нибудь пять лет назад, что американские автомеханики и торговцы обувью не просто научатся воевать, но даже смогут разбить самую лучшую армию, какую когда-либо видел мир, его сочли бы за сумасшедшего
[1]
.
— Этот, — сказал генерал, шедший следом за солдатами.
Втроем они ухватились за дверь первого вагона, и та с громким скрипом сдвинулась в сторону. Даже прохладный весенний воздух не смог перебить слабый кисловатый дух, потянувшийся из вагона.
— Даже боюсь спрашивать, чем это пахнет, — скривился генерал.
— Этот поезд почти три месяца ездил по Венгрии и Австрии, собирая произведения искусства и раритеты из музеев, не пожелавших, чтобы их сокровища достались русским, — ответил немец без тени смущения. — Сопровождающие, не имевшие таких удобств, как мыло и водопровод, жили прямо в вагонах. К тому же некоторые из этих вагонов до того использовались в программе переселения венгерских евреев в лагеря.
Генерал взглянул на своего собеседника так, будто перед ним находился малолетний шалопай, перешедший границы приличия.
Сделав вид, будто ничего не замечает, немец добавил:
— Исходя из наших… э-э… представлений, герр генерал, я воспользовался первыми же вагонами, какие удалось найти. Для программы переселения было задействовано громадное количество вагонов. Я и подумать не мог, что вы… э-э… придадите этому значение.
Генерал глубоко вздохнул. То ли он просто хотел глотнуть свежего воздуха, то ли не знал, что ответить на последнюю реплику; это так и осталось неизвестным. Он заглянул в первый вагон. Там громоздились рулоны ткани.
