— Guten Abend, mein Herr. Lassen uns fahren
[5]
.
Можно ехать? Получается, что Фукс собрался ехать в кабине? А как же гроб? И потом Лэнга осенило. План действительно был крайне хорош. Вряд ли пограничникам придет в голову, что кто-то решил так нагло пересечь границу. Пожалуй, они могут заподозрить что-то неладное с перевозимым покойником и станут искать двойное дно в гробу или тайник под кузовом машины.
Лэнг задом подал машину в переулок, развернулся и поехал обратно, следуя указаниям Фукса.
Машин, направлявшихся через контрольно-пропускной пункт с Востока на Запад, почти не было. Лэнг вручил те же самые бумаги тому же самому скучающему офицеру, Фукс добавил свои документы. Снова офицер удалился в помещение, чтобы изучить документы, как будто он не держал их в руках каких-то двадцать минут назад. Зато солдаты проявляли намного больше рвения, чем в его первый проезд. Понятно, что коммунисты должны были куда сильнее беспокоиться насчет того, что уезжало от них, чем того, что ввозилось.
Двое пограничников забрались в кузов и, умело орудуя ломом, сорвали с гроба крышку. В зеркале заднего обзора Лэнг видел, как обоих тут же перекосило от отвращения, они бросили крышку и отскочили. Он подумал, что Фукс, судя по всему, подобрал очень уж выдержанный труп. Не позаботившись о том, чтобы снова заколотить гроб, солдаты спрыгнули наземь. Тут же из помещения появился офицер с бумагами Лэнга и Фукса. Он протянул документы Лэнгу, опустил руку, но не отошел, а пристально уставился на Фукса, нисколько не пытаясь скрыть своего интереса к пассажиру дряхлого грузовичка. Рука Лэнга легла на рукоятку двери. Он мог в любую секунду распахнуть ее, отшвырнуть восточного немца и рвануть со всех ног через границу.
Вдруг возле караульного помещения кто-то громко заорал по-английски, тут же последовал ответ на немецком языке. Лэнг, Фукс и бдительный офицер, как один, повернулись туда. Мужчина в форме американского армейского офицера, изрыгая проклятия, боролся с двумя полицейскими. Несомненно, он был пьян. Лэнг решил, что это представитель расквартированного в Западном Берлине американского военного представительства, рискнувший пересечь границу, чтобы посетить проституток. Это занятие процветало в коммунистическом секторе, а восточногерманское правительство, не желавшее признавать существования у себя проституции, все же тактично закрывало глаза на этот вид деятельности, поскольку он относился к тем немногочисленным способам, что позволяли твердой валюте проникать за стену.
К шлагбауму рысцой подбежали двое военных полицейских США в белых шлемах. Кобуры на ремнях у них были пусты, и руки они держали так, чтобы сразу было видно, что оружия у них нет. Восточные немцы проявляли к происходящему мало интереса, и Лэнг предположил, что такие события здесь случаются не так уж редко. Немцы волокли продолжавшего громко ругаться американца к западному шлагбауму, где его терпеливо ждала военная полиция.
Внезапно американец высвободил руку и нанес мощный удар одному из пограничников. Восточногерманский офицер отвернулся от «Опала», выхватил из кобуры пистолет и что-то грозно выкрикнул. Лэнг, взмолившись, чтобы стартер «Опала» не подвел и работал лучше, чем все остальное в грузовике, повернул и нажал старомодную кнопку. Как только мотор заработал, офицер-пограничник вновь повернулся с оружием в руке, но было поздно. Лэнг уже снес капотом шлагбаум, преграждавший дорогу, и оказался в Западном Берлине.
Через полчаса он сидел в маленькой квартирке и за бутылкой скотча давал отчет обо всем случившемся тем же людям, что инструктировали его перед отправкой на задание.
— Этот американец на КПП… — сказал Лэнг. — Если он не…
Его прервал стук в дверь.
— Надеюсь, это принесли обед, — сказал один из собеседников Лэнга.
Второй открыл дверь.
В коридоре стоял высокий мужчина в испачканной и порванной форме армии США. Его правый глаз заплыл, а к утру, решил Лэнг, вся эта красота превратится в роскошный темно-багровый синяк. Из разбитой нижней губы еще сочилась кровь. Это был тот самый скандалист с контрольно-пропускного пункта «Чарли».
Он вошел в комнату с таким видом, будто вторжение пьяного младшего офицера на совещание сотрудников ЦРУ было самым обычным делом в мире.
— Эти парни тебя не обижают? — обратился он к Лэнгу.
Рейлли не знал, что на это ответить.
— Вроде нет.
Между тем офицер увидел виски.
— У вас есть еще стакан, или мне придется пить из бутылки?
Один из разведчиков встал и направился на кухню, а вновь прибывший протянул руку и представился:
— Дон Хафф.
Глава 1
Севилья, Испания, Калье Колон, 27,
9:21 (нынешнее время)
Вид патио совершенно не соответствовал происходившему. Внутри было темно, лучи утреннего солнца еще не коснулись оштукатуренных стен. Разноцветные огни мигалок полицейских автомобилей придавали неестественные яркие оттенки воде в мавританском фонтане XIII века; слова, доносившиеся из потрескивающих раций, рикошетом отскакивали от слепленных вручную кирпичей. Да что там, все сколько-нибудь современное казалось анахронизмом на этих узких улицах, находившихся всего в нескольких кварталах от Алькасара, выстроенной в знаменитом стиле мудехар мавританской крепости; именно там, если верить легенде, молодому моряку из Генуи удалось убедить королеву заложить драгоценности, чтобы финансировать его плавание
[6]
. А уж находящемуся в величественном соборе, что на северной стороне вымощенной брусчаткой площади де-ла-Вирхен-лос-Рейес, роскошному саркофагу, украшенному скульптурной группой с изображением священников, несущих ковчег — под их ногами упокоен прах этого моряка, — столь простое определение, как «легендарный», и вовсе не подходит.
Огромные колокола этого собора только-только отбили время — как они делали на протяжении многих столетий, — когда молодая женщина остановилась перед изящными коваными воротами, вставила ключ и вошла, чтобы приняться за свою обычную работу. Оказавшись за высокой стеной, она пересекла патио, сохранившее прохладу минувшей ночи. Обрамлявшие улицу за стеной цветущие апельсиновые деревья насыщали воздух ароматом; на их листьях еще поблескивала утренняя роса.
Другой ключ открывал уже современный замок с мощным запором, врезанный в украшенную резным узором массивную двустворчатую дверь. По вызывающе посвистывавшей под резиновыми подошвами керамической плитке женщина прошла по трехэтажному вестибюлю. Справа начиналась каменная лестница, на втором марше раздваивавшаяся и расходящаяся к одинаковым галереям жилой части дома. Перед женщиной находилась большая столовая с длинным столом, окруженным с двух сторон двенадцатью стульями. Дойдя до конца стола, она остановилась, втянула ноздрями воздух — и тотчас стала похожа на осторожную олениху на открытом со всех сторон лугу.
