Мониторы в безликой комнате не работали, и их потухшие экраны смотрели перед собой, словно глаза ослепших циклопов. Зато напротив них тускло светилась большая карта Рима, в юго-восточном углу которой медленно двигалась единственная яркая точка.
Единственный человек, находившийся в комнате, вынул из ящика стола линейки с какой-то странной шкалой, приложил к этой точке, несколько секунд следил за ее продвижением вдоль размеченного края, а потом поднял трубку телефонного аппарата без диска и произнес лишь два слова:
— Он выходит.
Глава 36
Где-то между Парижем и Римом, экспресс «Евростар»,
в то же самое время
Она давно уже не ездила на поезде. За год, проведенный в Соединенных Штатах, вообще ни разу — там этот вид транспорта просто презирали, если только речь не шла о поездке по городу. Понятно, ведь в Америке поезда двигались намного медленнее автомобилей, зато в Европе зачастую носились быстрее ста пятидесяти километров в час.
Она откинулась в кресле — сидеть было удобно, хотя она и ехала третьим классом, — и всмотрелась в ночь за окном. Во тьме движение угадывалось лишь по мягкому покачиванию вагона, никаких других ощущений не было, в том числе и зрительных; лишь время от времени в поле зрения проплывали огни городов, проявлявшиеся, впрочем, не ярким заревом, а лишь его отдаленным отсветом.
Удобно это или нет, но, будь у нее хоть какой-то выбор, она не поехала бы поездом. Слишком медленно, а для нее была важна скорость. Но лететь самолетом она не могла — нужно было предъявлять документы, а их-то у нее не было. В аэропортах контроль безопасности был налажен куда серьезнее, чем на железной дороге, несмотря даже на страшный взрыв, устроенный террористами в Испании всего лишь год назад. А ей приходилось путешествовать анонимно.
Вот почему она терпела своего соседа, какого-то торговца электроникой из Милана. Он устроил впечатляющее представление, порываясь заплатить за купленные ею дешевые сандвичи и воду в бутылках, предлагаемые всем и каждому продавцами; казалось, они садились в поезд на каждой остановке. Сосед не пытался делать тайны из своей жизни (и, она подозревала, даже и не думал приближаться к истине), перечисляя бесконечные успехи своих дел, хвастаясь ценой всех принадлежавших ему автомобилей (ее неудержимо клонило ко сну, и перечисление марок она прослушала) и тех острых ощущений и волнений, которые приносила ему жизнь.
Зато о золотом обручальном кольце, которое, по ее предположению, он просто не смог снять со своего пухлого пальца, он говорить отказался и вряд ли намеревался возвращаться к этой скользкой теме и впредь.
Волос, окрашенных дешевой краской, у него оставалось ровно столько, чтобы кое-как прикрыть розоватую кожицу черепа; одет он был в дешевый костюм, несомненно, купленный в магазине готового платья, а его одеколон вполне мог служить оружием массового поражения. Болтая, он не отрывал взгляда от ее груди, так что она очень сомневалась, что он может запомнить ее лицо.
Антонио — так он представился, — несомненно, считал себя драгоценным подарком для любой женщины. Она же воспринимала его как испытание, посланное ей во искупление какого-то давно забытого греха. Но стойко преодолевала искушение отвернуться от него или, что было бы еще лучше, встать и куда-нибудь пересесть. Хотя в третьем классе можно было сидеть на любом свободном месте.
Антонио, как бы он ни был неприятен, тоже приносил пользу. Женщина, путешествующая в обществе мужчины, даже такого, как Антонио, привлекает к себе меньше внимания, чем одиночка.
Держа губы растянутыми в приязненной улыбке, она попросту не слышала его.
Еще одна причина, заставившая ее ехать по железной дороге, состояла в том, что у нее была такая возможность. Из больницы она добралась до местного железнодорожного вокзала и, к своей радости, на станции узнала, что через несколько минут отправится поезд в Лион, там она сможет пересесть на парижский экспресс, а далее поехать прямо в Рим. Сделав вид, что изучает расписание, она дождалась, пока какой-то мужчина не купил билет до Парижа. Когда он отходил от кассы, убирая билет в бумажник, она попятилась, будто случайно, и оказалась у него на пути. Какой француз откажет себе в удовольствии столкнуться с симпатичной девушкой? Пока он просил извинения, тоже делая вид, будто его рука совершенно случайно оказалась на ее груди, она благополучно извлекла бумажник из внутреннего кармана его пиджака. Ты — мне, я — тебе. Все по-честному. Или все вокруг поступают иначе?
При иных обстоятельствах, она, может быть, и почувствовала бы угрызения совести из-за того, что обобрала беднягу, но ей было совершенно необходимо попасть в Рим. К тому же ей, возможно, не удалось бы вытащить у него бумажник, если бы он не полез лапать ее. Не исключено, что горький опыт удержит его от другого такого же поступка. Хотя, пожалуй, исключено. Если лягушатник не пялит глаза на красивую женщину и не тянет к ней руки, значит, он покойник.
Антонио принялся рассказывать очередной анекдот. А в ее сознании мелькали, потрескивая, будто ловко сдаваемые карты, расплывчатые от скорости видения, похожие на кадры из прокручиваемого на повышенной скорости кинофильма. Вертолет, висящий в воздухе, словно механическая стрекоза, а потом взрывающийся в ослепительной вспышке, а потом чернота. Краткий миг просветления сознания, невозможность пошевелиться под навалившейся на нее огромной тяжестью, которая, казалось, начисто вышибла из нее дух. И тишина, такая тишина, что она казалась оглушительно громкой.
Факты из прошлого вернулись к ней, но не улеглись в какой-либо четкой последовательности. Пока она не проанализировала все, ей казалось, что она вполне могла побывать в Монсегюре до того, как покинула Атланту или побывала в Севилье. Зато она доподлинно знала, что обнаружила в кармане человека, который намеревался убить ее, и знала, что это необходимо как можно скорее сообщить Лэнгу.
Но как это сделать?
Она лишилась своего устройства защищенной связи, да и вообще всего, кроме той одежды, что была на ней. Одежду она немного изменила, надев мужскую рубашку вместо изодранной в клочья блузки. Кроме того, она совершенно не имела представления, где сможет увидеть Лэнга, хотя и была уверена, что точно знает, как его можно отыскать. Она могла позвонить в его офис и попросить Сару сделать так, чтобы он связался с нею. Но если ее подозрения были верны, то все, что говорилось по любому телефону, имевшему хоть какое-то отношение к Лэнгу, находилось под контролем. Ей оставалось лишь надеяться, что Лэнг и сам понимает, что его личные переговоры могут быть далеко не конфиденциальными.
Герт же — наконец она вспомнила, как ее зовут, — оставалось лишь действовать согласно разработанному плану и надеяться, что она успеет вовремя.
Она надеялась еще и на то, что, в конце концов, Лэнг выяснит, что он идет по неверному пути. Или, как говорят американцы, лает не на то дерево. Хотя зачем кому-то вообще лаять на дерево, будь оно то или не то?
Глава 37
Рим, Ватикан,
