— Я все это делал, все, что она говорила, — прошептал он. — Мне парни в камере сказали, что, если я сознаюсь, мне меньше дадут.
— Я ведь не сказал, что вы не делали всего того, в чем вас обвиняют, — тоже шепотом ответил Лэнг. — Я сказал, что вы невиновны. Поверьте, это совершенно разные вещи. Кроме того, если будет нужно, мы всегда сможем изменить заявление.
— Но как?..
Лэнг поднял ладонь, и он послушно замолчал. Тяжелое состояние Ларри было нетрудно понять. Его судьба находилась в руках системы, которую он не понимал, и, вполне естественно, полагался на то, что, как подсказывал его жизненный опыт, всегда приносило пользу — честность и откровенность, вещи, почти незнакомые юридической системе.
— Вы продолжаете настаивать на утверждении «невиновен»? — с легким раздражением спросила судья.
— Да, ваша честь. А теперь, если вы позволите, я хотел бы поднять вопрос о залоге. Мистер Хендерсон постоянно проживает в округе Ламар, родился здесь и вырос, как и его отец и дед. Он владеет значительным недвижимым имуществом, у него здесь семья. Кроме того, насколько мне известно, до этого он не имел каких-либо противоречий с законом. Он находится в тюрьме с момента ареста. Я не понимаю, почему нельзя было просто доставить его в полицейский суд неделю назад.
Никогда не вредно напомнить суду о том, что права твоего клиента были нарушены и как это произошло.
Судья Карвер просматривала бумаги, но всей видимости проверяя, так ли обстоит дело, как сказал Лэнг:
— Здесь сказано, что в вашем офисе клерку сообщили, что вы находились за границей. Так что на сей раз виноваты не мы.
Те, кто подбирал ей документы, потрудились на славу; Лэнг не привык к такой тщательной судейской подготовке. Поэтому он мысленно решил впредь не слишком усердствовать, изображая праведный гнев.
— Мистер Родс?
Дасти уже стоял, дожидаясь разрешения заговорить.
— Обвинение против, ваша честь. Мистер Хендерсон использовал свою «значительную недвижимость» для выращивания марихуаны. По закону вся она, до последнего фута, подлежит конфискации как средство производства запрещенного товара. Его ничто не удержит от бегства.
Лэнг открыл было рот, но судья подняла руку, перебивая его:
— Установлен залог в миллион долларов деньгами или имуществом. У мистера Хендерсона имеется заграничный паспорт?
Лэнг взглянул на Ларри, тот покачал головой.
— Нет, ваша честь.
— Что ж, очень хорошо. Он может быть освобожден под залог в любой момент после этого слушания.
Дасти подскочил:
— Но…
— А вы, мистер Родс, учтите: пусть обвинение даже не думает о том, чтобы воспрепятствовать мистеру Хендерсону предоставить его собственность в качестве заклада. Возможно, она будет конфискована, но лишь в том случае, если он будет осужден, а эта мера — указана в приговоре. Вам понятно?
— Да, мэм, — не скрывая страха, пробормотал тот.
Судья Карвер посмотрела на часы. Кажется, она была довольна тем, как пока что проходило слушание дела.
— Ну, мистер Рейлли, какие у вас будут предложения?
Когда клиента вот-вот освободят под залог, нет смысла настаивать на скорейшем проведении процесса. Пожалуй, наоборот, лучше потянуть время, насколько возможно:
— Я предложил бы девяносто дней на следствие и процесс через шесть месяцев.
И снова Дасти подскочил, и снова судья жестом усадила его на место:
— Это будет слишком долго, мистер Рейлли. Все следственные действия должны быть завершены за шестьдесят дней, и ни днем позже. — Она повернулась к стоявшему справа от нее монитору компьютера. — Ровно через шестьдесят дней мы начнем формировать жюри.
— Что-то очень быстро, ваша честь, — осторожно пожаловался Лэнг.
— Мы здесь, в центральных округах, не привыкли тянуть, мистер Рейлли. У нас нет такой нагрузки на судей, как там, где вы обычно практикуете. Есть еще какие-нибудь вопросы? Нет? — Она поднялась. — Что ж, джентльмены, я рада, что мы пришли к соглашению.
И она исчезла.
Дасти перехватил Лэнга около лифта:
— Скажите, а вам не покажется интересной возможность сберечь деньги налогоплательщиков и прийти к соглашению, не доводя дело до суда?
Лэнг переложил портфель из правой руки в левую и нажал кнопку вызова лифта:
— Знаете, нет.
Дасти уставился на него так, словно не мог понять, всерьез ли это сказано:
— Вы шутите? Ваш подзащитный выращивал марихуану. Целыми акрами! У нас есть фотографии, свидетели… Он виновен вне всяких сомнений.
Двери раздвинулись, и Лэнг шагнул в кабину:
— Может быть, и так. А вот сумеете ли вы это доказать?
Двери закрылись, и лицо не верившего своим ушам Дасти исчезло.
Лэнг точно знал, как он будет вести защиту Ларри. Требовать отвода доказательств обвинения было бы бессмысленно и вредно. Нужно не позволить их доказать. И совершенно ясно, что начать нужно будет с любителя птичек.
III
Пьяцца деи Кавальеры ди Мальта,
Авентинский холм, Рим
В тот же день, немного позже
На скамьях капеллы Санта-Мария дель Приорато могло поместиться около сотни человек. Через арочную дверь небольшими группами и поодиночке входили люди в черных сутанах, извещавших об их причастности к расположенной по соседству доминиканской церкви. Древние каменные стены капеллы были украшены не изображениями святых, а щитами с гербами европейских королевских родов и эмблемами современных принцев международной торговли. Здесь не было обычных для католических церквей широких витражных окон — немногочисленные окошки этого здания были очень узки и расположены высоко под потолком, как будто архитектор желал преградить доступ сюда не только людям, но и свету. Любому, кто взглянул бы на капеллу изнутри, стало бы ясно, что ее можно очень быстро превратить в неприступную крепость. Сквозь растворенную дверь открывался знаменитый вид на Ватикан. Поблизости от капеллы, в розовом саду, возвышались обелиски и другие памятники военным победам, среди которых находилась могила Пиранези, человека, считающегося основоположником архитектурного рисунка с тщательнейшей проработкой деталей и перестроившего в восемнадцатом веке эту церковь, заложенную более тысячи лет назад.
Когда вошел последний из ожидавшихся, двери на хорошо смазанных петлях бесшумно закрылись. Сверху лился неяркий свет, смягчавший старинный камень и заполнявший углы тенями. Общий разговор разбился на отдельные негромкие беседы и вовсе затих, когда по центральному проходу к роскошному мраморному алтарю проследовала одинокая фигура. Вероятно, особенности освещения в сочетании с длинной, достающей до пола мантией создавали впечатление, будто человек не идет, а движется, несомый каким-то течением.
