Я стояла, прикрыв ладонью глаза от солнца, и осматривала толпу. Все жители Сент-Эндрю прибыли сюда. Некоторые прихватили с собой одеяла, как моя мать. Некоторые захватили корзинки с провизией. Я, по обыкновению, искала взглядом Джонатана, но его, похоже, не было. На самом деле, его отсутствию удивляться не стоило; его мать была, пожалуй, самой убежденной конгрегационалисткой в городе. Семейство Руфи Беннет Сент-Эндрю не пожелало слушать реформистскую чушь.
Но тут за деревьями замелькала лоснящаяся вороная шкура жеребца. Да, это по краю поля скакал верхом Джонатан. Не только я его заметила. По толпе горожан словно пробежала рябь. Каково это — знать, что десятки людей пристально смотрят на тебя, что их взгляды скользят вдоль линии твоей ноги, обхватывающей бок коня, вдоль твоих крепких рук, натягивающих поводья. В тот день в груди стольких женщин пылала сдерживаемая страсть, что удивительно, как не вспыхнула сухая трава.
Он подъехал ко мне и спешился. От него пахло кожей и спекшейся на солнце землей. Мне так хотелось к нему прикоснуться — хотя бы к его рукаву, пропитанному потом.
— Что происходит? — спросил Джонатан, сняв шляпу и утерев рукавом испарину со лба.
— А ты не знаешь? Приехал странствующий проповедник. Ты разве не его послушать приехал?
Джонатан глянул на толпу поверх моей головы:
— Нет. Я выбирал новый участок для вспашки. Старина Чарльз не доверяет новому землемеру. Говорит, что он слишком много пьет. — Он прищурился; наверняка хотел увидеть, кто из девушек глазеет на него. — Моя семья здесь?
— Нет, и я сомневаюсь, что твоя мать одобрила бы то, что ты тут оказался. У этого проповедника дурная слава. Говорят: послушаешь его — и прямиком в ад.
Джонатан усмехнулся:
— Так ты за этим сюда пришла? Тебе так хочется угодить в ад? Знаешь, есть гораздо более приятные способы туда попасть, и совсем не обязательно слушать проповедников-искусителей.
Его темно-карие глаза в этот момент сверкали как-то особенно. Он словно бы пытался что-то сказать мне взглядом, но я не поняла что. Я была готова попросить его объяснить, что он имеет в виду, но он рассмеялся и сказал:
— Похоже, все горожане тут собрались. Жаль, что я не могу остаться, но, как ты верно заметила, мне здорово нагорит от матери, если она узнает, что я тут был. — С этими словами Джонатан поправил стремя и ловко взлетел в седло, но тут же заботливо наклонился ко мне: — Ну а ты, Ланни? Ты ведь никогда особо не любила проповеди. Так почему же ты здесь? Надеешься кого-то найти здесь? Какого-то особенного парня? Неужели какой-то молодой человек привлек твое внимание?
Джонатан меня очень удивил. Этот игривый тон, этот испытующий взгляд… Он никогда не показывал, что его хоть капельку волнует, интересуюсь ли я кем-то другим.
— Нет, — ответила я, едва дыша.
Джонатан неторопливо сжал в руках поводья. Он словно бы проверял их на вес — так же, как свои слова.
— Я знаю, что настанет день, когда я увижу тебя с другим парнем — мою Ланни с другим парнем, — и мне это не понравится. Но это будет справедливо.
Я не успела опомниться от потрясения, не успела сказать ему, что в его силах этого не допустить — неужели он этого не понимал! — а Джонатан развернул коня и галопом помчался к лесу. В который раз в своей жизни я проводила его изумленным взглядом. Он был загадкой. Чаще всего он относился ко мне как к любимой подруге, и это отношение было платоническим, но бывали мгновения, когда в его взгляде я видела призыв и — смела ли я надеяться? — желание. И вот он ускакал прочь, а мне казалось, что я сойду с ума, если не разгадаю эту загадку.
Я прижалась спиной к дереву и стала смотреть на проповедника. Он пробирался к середине небольшой полянки перед толпой горожан. Проповедник оказался моложе, чем я ожидала. Единственным пастором, которого я знала, был Гилберт, и он прибыл в Сент-Эндрю уже седым и согбенным. А этот проповедник шагал прямо и горделиво. Он словно был уверен, что Бог и справедливость на его стороне. Он был хорош собой. Как-то даже неловко было от того, что проповедник так красив, и женщины, сидевшие близко от него, сразу защебетали, как пташки, когда он одарил их широкой белозубой улыбкой. И все же, когда я наблюдала за тем, как он обводит толпу взглядом, готовясь произнести проповедь (с таким самоуверенным видом, словно эти люди ему принадлежат), меня вдруг обдало темным холодом. Казалось, надвигалось что-то нехорошее.
Проповедник заговорил громким и ясным голосом. Он рассказал о том, где уже побывал на территории Мэн и что там увидел. Эта территория становилась копией Массачусетса — в том смысле, что повсюду горстки богачей распоряжались судьбой своих соседей. И что же это приносило простому человеку? Суровые времена. Простой народ нищал. Честные мужи, отцы семейств, попадали за решетку, а их жены и дети были вынуждены продавать землю и оставались ни с чем. Я с удивлением заметила, что некоторые горожане согласно кивают.
«Народ хочет — американцы хотят, — подчеркнул проповедник, потрясая Библией, — свободы. Мы сражались с британцами не только ради того, чтобы место короля заняли новые господа. Землевладельцы в Бостоне и купцы, продававшие свои товары поселенцам, — не более чем грабители. Они занимаются воровским ростовщичеством, а закон для них — собачка на поводке». Сверкая глазами, проповедник обводил взглядом толпу горожан. Их согласный ропот вселял в него уверенность. Он начал ходить из стороны в сторону по утоптанной траве. Я не привыкла к тому, чтобы несогласие выражалось столь открыто, при таком скоплении народа, и меня немного встревожило то, какой успех имела речь проповедника.
Неожиданно рядом со мной оказался Невин. Он презрительно смотрел на горожан.
— Поглядеть только на них, — сказал он. — Рты раззявили.
Невин унаследовал от отца сварливый характер. Он строптиво сложил руки на груди и фыркнул.
— Похоже, им просто интересно его послушать, — заметила я.
— Да ты хоть чуточку понимаешь, о чем он речь ведет? — прищурившись, спросил у меня Невин. — Ты ничего не знаешь, да? Ну, ясное дело, как тебе понять. Ты просто глупая девчонка. Ничего не соображаешь.
Я нахмурилась и сердито подбоченилась, но ничего не ответила брату. В одном Невин был прав: я действительно понятия не имела о том, что имел в виду проповедник. Я совсем не знала, что происходит в большом мире.
Проповедник же указал на группу мужчин, стоявших поодаль от толпы.
— Видите этих мужчин? — спросил он, указывая на Тоби Остергарда, Дэниела Дотери и Олафа Ольмстрема.
Эти трое были одними из самых бедных в нашем городке, но люди не самые милосердные могли бы сказать, что они и самые ленивые.
— Он договорится до беды, — покачал головой Невин. — Знаешь, что такое «белый индеец»?
Даже самая глупая девчонка в нашем городке сказала бы, что эти слова ей известны. Несколько месяцев назад к нам пришли вести о мятеже в Фэйрфаксе. Там горожане, нарядившись индейцами, избили пристава, когда тот пытался вручить судебную повестку задолжавшему фермеру.
