— Пришла пора нам с тобой серьезно поговорить, — наконец сказала мать, когда мы с ней стояли у котла и смотрели, как к поверхности воды со дна поднимаются пузырьки. — Пора подумать о том, что тебе нужно начать самостоятельную жизнь, Ланор. Ты уже не ребенок. Ты уже взрослая, тебе пора замуж…
На самом деле, я уже была значительно старше того возраста, когда принято выходить замуж. Я уже гадала, что могут предпринять мои родители. Ни я, ни мои сестры, ни мой брат ни с кем не были помолвлены.
— …Поэтому нам нужно поговорить о господине Сент-Эндрю.
Мать затаила дыхание и пристально посмотрела на меня.
У меня от волнения затрепетало сердце. Какая еще могла быть причина упоминать имя Джонатана в связи с замужеством, если только отец не собрался сосватать меня за него? От радости и удивления я лишилась дара речи. Изумление охватило меня потому, что я знала: отец теперь недолюбливает семейство Сент-Эндрю. Очень многое случилось с тех пор, как семьи пошли за Чарльзом Сент-Эндрю на север. Его отношения с остальными горожанами — с теми мужчинами, которые прежде ему доверяли, стали натянутыми.
Мать строго посмотрела на меня:
— Я говорю это тебе как любящая мать, Ланор: ты должна перестать водить дружбу с господином Джонатаном. Вы уж не дети. Если так будет продолжаться, ничего хорошего из этого не выйдет.
Я не чувствовала, как мою кожу обжигает пар, исходящий от кипящей воды. Я не мигая смотрела на мать.
Она, заметив, как я потрясена, поспешно продолжала:
— Ты должна понять, Ланор, — какой парень захочет жениться на тебе, если всем видно, как сильно ты влюблена в Джонатана?
— Я не влюблена в Джонатана, — возразила я хриплым голосом. — Мы с ним просто друзья.
Мать негромко рассмеялась, и ее смех меня обидел:
— Ты не можешь отрицать своей любви к Джонатану. Это слишком очевидно, моя дорогая, и столь же очевидно, что он таких чувств к тебе не питает.
— Да ему и не надо питать ко мне какие-то чувства, — запротестовала я. — Мы просто друзья, уверяю тебя, мама.
— О его ветрености знает весь город…
Я провела ладонью по взмокшему от пара лбу:
— Я знаю. Он мне все рассказывает.
— Послушай меня, Ланор, — умоляюще проговорила моя мать. Я отвернулась, но она обошла вокруг котла и встала передо мной. — Влюбиться в такого красавца, как Джонатан, очень легко, и в такого богача — тоже, но ты должна побороть свои чувства. Тебе не суждено стать его женой.
— Как ты можешь говорить такое? — Эти слова сами сорвались с моих губ. Я вовсе не собиралась ничего такого говорить. — Ты не можешь знать, что суждено мне и Джонатану.
— Ох, глупая девочка, только не говори мне, что ты не отдала ему свое сердце. — Мать обхватила руками мои плечи. — Даже не надейся стать женой сына старосты. Семейство Джонатана ни за что этого не допустит, а твой отец этого не переживет. Жаль, что мне приходится говорить тебе эту горькую правду…
На самом деле, мать могла бы ничего не говорить мне. Умом я понимала, что наши семьи не равны. Я знала, что мать Джонатана возлагает большие надежды на супружество своих детей. Но девичьи мечты истребить трудно, а моя мечта жила во мне, сколько я себя помнила. Мне казалось, что я родилась с желанием быть с Джонатаном. Втайне я всегда верила, что такая сильная и настоящая любовь, как моя, в итоге будет вознаграждена, а теперь меня заставляли смириться с горькой истиной.
Моя мать вернулась к работе. Она взяла длинную палку и стала перемешивать белье в кипящей воде.
— Отец собирается подыскать тебе жениха, вот почему пора положить конец вашей дружбе. А замуж мы тебя должны выдать раньше, чем твоих сестер, — продолжала мать. — Так что ты понимаешь, как это важно, верно, Ланор. Ты же не хочешь, чтобы твои сестры остались старыми девами?
— Нет, мама, конечно, я этого не хочу, — обреченно ответила я, не глядя в глаза матери.
Я смотрела вдаль и всеми силами удерживалась от слез. Но вдруг я заметила, как что-то мелькнуло в лесу за нашим домом. Это могло быть что угодно — доброе или опасное. Может быть, мой отец и сестры возвращались с покоса, а может быть, кто-то шел по лесу от одной фермы до другой, а может быть, олень объедал зеленые ветки. Я стала следить глазами за крупным темным силуэтом. Нет, это был не медведь. Всадник верхом на коне. Вороной конь в нашем городке был один, и принадлежал он Джонатану. Я гадала, зачем ему могло понадобиться проезжать здесь, если только он не хотел увидеться со мной. Но Джонатан проехал за нашим домом и направился к ферме наших соседей. Там жили новобрачные Иеремия и София Якобс. Зачем Джонатану мог понадобиться Иеремия, я понятия не имела.
Я подняла руку и заправила под чепчик выбившиеся кудряшки:
— Мама, ты говорила, что Иеремии Якобса на этой неделе нет дома? Он куда-то уехал?
— Да, уехал, — откликнулась мать рассеянно, продолжая перемешивать кипятящееся белье. — Он уехал в Форт-Кент. Хочет купить пару тягловых лошадей. Сказал нашему отцу, что вернется на следующей неделе.
— Он Софию одну оставил, да?
Темный силуэт всадника исчез за деревьями.
Мать кивнула:
— Да, но он знает, что ей нечего бояться. Недельку без него она спокойно проживет. — Мать подцепила палкой мокрое шерстяное платье. От него шел пар, с него ручьями стекала вода. Я взялась за палку с другой стороны, мы вдвоем отнесли платье под дерево и принялись его выкручивать. — Дай мне слово, что ты откажешься от Джонатана и больше не станешь с ним встречаться, — таковы были последние слова матери.
А я думала только о маленьком доме нашей соседки; я представляла себе вороного коня Джонатана, нетерпеливо переступающего с ноги на ногу у крыльца.
— Обещаю, — сказала я матери. Мне было так легко солгать ей, словно это слово ничего не значило.
Глава 8
Осень была в разгаре. Листья на деревьях стали багряными и золотыми. Роман Джонатана с Софией Якобс продолжался. В эти месяцы мои встречи с Джонатаном стали более редкими, чем когда-либо, и до боли краткими. Конечно, виновата в этом была не только София — ведь и у меня, и у Джонатана хватало разных дел, но я винила во всем только Софию. Какое право она имела на такое внимание со стороны Джонатана? На мой взгляд, она совсем не заслуживала общения с ним. Худшим из ее грехов было то, что София была замужней женщиной, и, сохраняя отношения с Джонатаном, она вынуждала его грешить, обрекая и его, и себя на адские муки.
Однако причины, по которым, как я считала, София не заслуживает Джонатана, этим не исчерпывались. София была далеко не самой красивой женщиной в нашем городке. По моим подсчетам, по меньшей мере двадцать девушек такого возраста были красивее ее. Себя я из скромности в это число не включала. Да и по положению в обществе она была не ровня Джонатану, и хозяйкой была не бог весть какой. Шила, правда, более или менее сносно, а вот пироги, которые она приносила на церковные праздники, были бледные и неровно пропеченные. Без сомнения, София была умна, но опять же: если бы кто-то собрался выбрать самую умную женщину в городе, вряд ли бы ему в голову пришло ее имя. Так почему же она завладела Джонатаном, которому должно было доставаться только все самое лучшее?
