ЭМ-ДЖЕЙ: Привет, я лишь хочу узнать, есть ли тут кто-нибудь? Никто не хочет поболтать? Я себя чувствую немного, знаете ли, одиноко. Может, найдется кто-нибудь тоже одинокий?..
Глава 36
Поющая арфа
Пол ударился головой, и думать о чем-либо стало трудно. Он падал. Над головой, приближаясь, вращался Великий канал. И тут сквозь боль и искрящую темноту Пол ощутил, как все сдвинулось в сторону , словно по телу рябью пробежал спазм, расколов его на фрагменты.
На мгновение все застыло. Все. Вселенная замерла под невозможным углом, небо внизу превратилось в чашу голубой пустоты, а над головой повисли красная земля и вода в канале. В воздухе застыл и Гэлли, изогнувшись всем телом и протягивая руки, одна из которых касалась пальцев Пола. Другая рука Пола была поднята над головой и устремлена к неподвижному каналу, погруженная до запястья в стеклянную воду и окутанная фонтаном выброшенных от резкого удара капель.
«Все… остановилось», — подумал Пол. Внезапно все вокруг вспыхнуло ярчайшим светом, испепелив мир и превратив его в ничто, и он снова стал падать.
Мгновение темноты, мгновение яростной белизны — темнота, вспышка, темнота, вспышка сменяли друг друга во все ускоряющейся стробоскопически последовательности. Пол падал сквозь что-то — падал между чем-то. Где-то совсем рядом он ощущал Гэлли и охвативший мальчика ужас, но помочь ему ничем не мог.
Внезапно Пол остановился, уперевшись руками и коленями в твердый холодный камень.
Пол посмотрел вверх. Перед ним тянулась белая стена — безликая, если не считать огромного красно-черно-золотого знамени. Щит, оплетенный розами. Над щитом корона, внизу изящными буквами написан девиз: «Ad Aeternum».
— Я… уже был здесь прежде. — Хоть он и произнес это шепотом, его медленные и удивленные слова негромким эхом отразились от высокого потолка. Глаза Пола наполнились слезами.
И дело было не только в знамени и все нарастающем ощущении знакомости. На него нахлынули другие мысли, образы и ощущения, живительным дождем пропитывая пересохшую почву памяти.
«Я… Пол Джонас. Родился… в Суррее. Моего отца звали Эндрю. А мать — Нелл, и она была очень больна».
Воспоминания укоренялись в прежней пустоте, пускали побеги, расцветали. Прогулка с бабушкой, юный Пол возвращается из школы и прячется за изгородью, изображая рычащего медведя. Его первый велосипед, спущенная шина и погнутый обод; ужасное чувство стыда при виде сломанной вещи. Мать с респиратором на лице и выражением усталой отрешенности в глазах. Луна, висящая в обрамлении ветвей цветущей сливы возле их лондонской квартиры.
«Где я?» Он осмотрел голые белые стены и знамя, странным образом меняющее цвета. Пробились новые воспоминания, резкие, яркие и острые, словно осколки разбитого зеркала. Война, тянущаяся столетия. Грязь, страх и бегство через странные земли, населенные странными людьми. И это место. Он здесь уже бывал.
«Где я был? Как я сюда попал?»
Старые и новые воспоминания крепли, но их разделял шрам, голая полоса, которую они не могли прикрыть. Путаница в голове была ужасной, но еще ужаснее оказалась эта пустота.
Он присел, зажмурился и закрыл лицо руками, пытаясь разобраться. Что могло произойти? Его жизнь… его жизнь была самой обычной. Школа, несколько любовных интрижек, слишком много времени, проведенного с друзьями, у которых денег было больше, чем у него, и им проще было оплачивать долгие хмельные вечера и ночи. Без особых усилий полученная степень по… надо вспомнить… истории искусств. Работа младшим ассистентом куратора в Тейте, строгий костюм, жесткий воротничок, экскурсанты, кудахчущие над устройствами «нового геноцида». Ничего необычного. Он был Полом Робертом Джонасом, но это не делало его кем-то необычным. Он был никем.
Так почему это?
Безумие? Ранение головы? Может ли безумие быть настолько ясным и четким? Правда, не всегда оно было настолько спокойным. Он видел и жутких чудовищ — Пол помнил их так же четко, как и веревку для просушки белья за окном своей университетской квартирки. Чудовища…
«… Громыхающие, лязгающие, плюющиеся паром…»
Пол встал, внезапно испугавшись. Он здесь уже был, а тут обитает нечто ужасное. И если только он не одурачен ложными воспоминаниями, эдаким зубастым deja vu, он был здесь , а это опасное место.
— Пол! — — Голос был слабым, далеким и полным отчаяния, но он узнал его даже быстрее, чем вспомнил, какой из его жизней этот голос принадлежит.
— Гэлли? — Мальчик! Ведь он был с ним, когда они выпали из летающего корабля, но Пол позабыл о нем, ошарашенный потоком возвращающихся воспоминаний. Неужели ребенка схватило то огромное непостижимое существо, машина-великан? — Гэлли! Ты где?
Ответа нет. Пол заставил себя торопливо приблизиться к двери в дальнем конце зала. За ней его ждало новое наложение реальности и воспоминаний, почти болезненно сильное. Пыльные растения тянулись во всех направлениях, подпирали потолочные балки и почти заслоняли высокие окна. Пол затерялся в домашних джунглях. Где-то впереди — он знал, он помнил! — затаился великан…
… И женщина, непостижимо прекрасная крылатая женщина…
— Пол! Помоги!
Он бросился на голос мальчика, разводя руками сухие упругие ветви. От его прикосновений листья рассыпались в прах, присоединявшийся к клубящейся при каждом движении пыли. Чаща расступалась перед ним, ветви отваливались, падали, некоторые рассыпались от легчайших касаний. Он увидел клетку с тонкими золотыми прутьями, измазанными чем-то черным и серым. Между прутьями тянулись темные щупальца растений. Клетка была пуста.
Несмотря на страх за мальчика, Пол ощутил шок разочарования. Здесь была она . Он ясно вспомнил ее облик, сияние ее крыльев и глаз. Но сейчас клетка была пуста.
Нет, почти пуста. В центре ее, почти похороненное под переплетением лиан и корней и присыпанное опавшими листьями, что-то блестело. Пол присел и сунул руку между прутьями, пытаясь дотянуться до центра. Его пальцы нащупали что-то гладкое, прохладное и тяжелое. Когда он поднял предмет и вытащил его между прутьями, прозвучал аккорд.
Это была арфа, изогнутая золотая петля с золотыми струнами. Пока Пол ее разглядывал, она потеплела под пальцами и стала съеживаться, скручиваясь, как лист над очагом. Через несколько секунд она уменьшилась до размеров двадцатипенсовой монеты.
— Пол! Я не могу… — Вслед за словами послышался резко оборвавшийся крик боли.
Пол встал, испуганный до дрожи, зажал золотой предмет в кулаке и стал яростно пробиваться сквозь крошащиеся заросли. Всего через несколько шагов перед ним возникла огромная — в пять раз выше него — дверь. Пол прикоснулся к ней, и она распахнулась внутрь.
За ней оказалось огромное помещение размером с ангар, с потолочными балками из цельных бревен и стенами из неотесанных камней. Медленно вращались гигантские колеса; вверх-вниз двигались рычаги. Шестерни размером с двухэтажный автобус вращали еще более крупные шестерни, которые нельзя было разглядеть целиком — их зубчатые ободья протискивались сквозь высоченные щели, прорубленные в стенах. Пахло маслом, молниями и ржавчиной. Шум, низкий и равномерный рокот, сотрясавший массивные стены и напоминающий непрерывное и медленное уничтожение, разбавлялся монотонным буханьем чего-то массивного, и был песней невообразимого вечного голода машинерии, способной пожрать даже фундаменты Времени и Пространства.
