«Спать».
Единственное слово вспыхнуло в его измученном сознании, как пламя в темной комнате. Уснуть. Лечь и отключиться от шума, страха и непрекращающегося унижения.
«Спать».
Он добрался до вершины холмика, потом соскользнул в низинку. Все его чувства были направлены на прохладный белый туман. Когда он подполз к нему вплотную, грохот пушек действительно стал тише, хотя мир все еще содрогался. Он полз дальше, пока туман не сомкнулся над его головой, отрезав пересекающие небо красные линии. Его полностью окружала прохладная белизна. Громыхание в голове стало тише.
Он пополз медленнее. Впереди в тумане что-то лежало — несколько темных овальных предметов, разбросанных по склону. Пол тяжело волочил тело дальше, до боли раскрыв заляпанные грязью глаза и пытаясь разглядеть, что же это такое.
Гробы. Весь склон усеивали десятки гробов. Некоторые лишь высовывались из перепаханной снарядами земли, словно разрезающие волну корабли. Многие избавились от своего груза: на пологом склоне ветерок колыхал белые полотнища, как будто владельцы гробов тоже спасались от войны.
Пушки еще бухали, но как-то странно приглушенно. Пол присел на корточки, вгляделся, и к нему начало возвращаться нечто вроде здравого смысла. Это было кладбище. Земля со склона осыпалась, обнажив старые захоронения, а могильные кресты давно разбило в щепки. Земля, пресытившись смертью, выплюнула даже мертвецов.
Пол еще глубже погрузился в туман. Здесь мертвецы были такими же бездомными, как и их братья на склоне; сотня трагических историй, которые так и останутся неуслышанными в грохоте массового убийства. Вот мумифицированная рука лежит поверх заляпанного грязью белоснежного подвенечного платья, а челюсть отвисла, как будто покойница зовет слугу, бросившего ее в одиночестве на алтаре Смерти. Рядом маленькая ручка-скелетик торчит из-под крышки гробика — малыш научился говорить «до свидания».
Пола едва не задушил смех, смешанный со слезами.
Смерть царила повсюду, в бесчисленных разновидностях. Здесь была земля Угрюмого Жнеца, его частный парк. На одном из скелетов сохранилась форма предыдущей армии, словно он полз в мясорубку нынешнего сражения. Полусгнивший саван обнажил мумифицированные тельца двух спеленутых вместе детей; из-за круглых отверстий ртов они напоминали поющих гимны ангелочков с сентиментальной открытки. Старые и молодые, большие и маленькие кладбищенские трупы, выброшенные из могил, символами зловещей демократии перемешались с чужеземцами, умершими наверху, на перепаханном поле, и всем им предстояло погрузиться в землю, уравнивающую всех.
Пол с трудом полз через окутанное туманом поселение мертвецов. Звуки войны становились все более отдаленными, и это еще больше побуждало его двигаться вперед. Он отыщет местечко, куда войне не добраться. И там заснет.
Его внимание привлек стоящий на краю канавы гроб. Через его край перевешивались длинные темные волосы, развеваясь на ветру, словно глубоководные водоросли. Крышки на нем не было, и, подобравшись ближе, Пол увидел лицо закутанной в саван женщины, странным образом не тронутое разложением. Что-то в этом бескровном лице заставило его замереть.
Пол не сводил с него глаз. Потом, дрожа, подполз ближе и ухватился за грязный гроб. Сел на корточки. Потянул за полусгнивший муслин.
Это была она. Она. Ангел из его снов. Мертвая, в гробу, завернутая в испачканный саван и потерянная для него навсегда. Сердце у Пола сжалось — на мгновение ему показалось, что сейчас он рухнет внутрь самого себя, съежится и превратится в ничто, словно соломинка в пламени. И тут она открыла глаза — черные-черные и пустые, — а бледные губы шевельнулись.
«Иди к нам, Пол».
Вскрикнув, он вскочил, но зацепился ногой за ручку гроба и рухнул лицом в грязь. Пополз прочь, раненым зверем извиваясь в липкой жиже. Она не стала подниматься и преследовать его, но ее тихий призывный голос доносился до него сквозь туман, пока его не поглотил мрак.
Он находился в странном месте, куда более странном, чем все, что ему доводилось видеть прежде. То было… ничто. Воистину Ничейная Земля.
Пол сел, ощущая в теле странное онемение. Пульсирующая боль в голове все еще напоминала о грохоте битвы, но его окружала тишина. Его покрывал дюймовый слой грязи, но земля, на которой он лежал, была не влажной, не сухой, не твердой и не мягкой. Туман, сквозь который он полз, стал реже, но во всех направлениях Пол мог видеть только жемчужно-белое ничто.
Он встал. Ноги дрожали. Так он спасся? Мертвый ангел, город мертвых — что это было, бред после шока?
Пол сделал шаг, потом еще десяток. Все осталось по-прежнему. Он в любой момент ожидал увидеть в тумане нечто понятное — деревья, камни, дома, — но пустота словно перемещалась вместе с ним.
Прошагав безрезультатно, как ему показалось, целый час, он сел и зарыдал. По щекам текли жалкие слезы усталости и смятения. Он что, мертв? Это чистилище? Или — что еще хуже, поскольку из чистилища есть хотя бы надежда выбраться, — это и есть то место, куда попадают после смерти? Навсегда.
— Помогите! — Эха не было ни малейшего — крик просто улетал и не возвращался. — Помогите, кто-нибудь! — Он снова всхлипнул. — Что я такого сделал?
Ответа Пол не дождался. Он сжался в комочек на этой не-земле и уткнулся лицом в ладони.
Почему сны завели его сюда? Женщина-птица вроде бы хотела ему добра, но как может доброта обернуться таким? Разве что смерть добра для всех, и лишь загробный мир для каждого полон безысходной тоски.
Пол цеплялся за созданный им самим мрак. У него не хватало храбрости снова увидеть туман. Перед его мысленным взором появилось бледное лицо женщины-птицы — не холодное и пустое, каким оно было на кладбище, а тот нежно скорбящий образ, столь долго преследовавший его в снах.
А может, все это безумие? Может, он вообще не здесь, а лежит на грязном дне траншеи или рядом с другими неудачниками в морге полевого госпиталя?
Медленно и словно сама по себе, его ладонь медленно скользнула по грязной ткани форменного френча. Когда она коснулась нагрудного кармана, Пол внезапно понял, что она — то есть он сам — ищет. Рука замерла, скованная ужасом. Пол испугался того, что может обнаружить.
«Но ничего другого не остается».
Пальцы пошарили в кармане, сомкнулись. Когда Пол открыл глаза и посмотрел на ладонь, перышко в тусклом свете замерцало зеленью.
Оно было настоящим.
Пока Пол смотрел на перышко, начало разгораться другое мерцание. Неподалеку — или ему лишь показалось так в этом мире без ориентиров — туман осветился изнутри расплавленным золотом. Пол медленно встал, почти позабыв об усталости и ранах.
Нечто — что-то вроде двери или отверстия — формировалось в тумане. Пол ничего не мог различить внутри, кроме янтарного света, колышущегося, словно масло на воде, но внезапно с непоколебимой уверенностью понял, что по ту сторону света что-то есть. Дверь куда-то ведет. И он шагнул к золотому сиянию.
