— Это ограбление?
— Они почти ничего не взяли — немного драгоценностей. Но они нашли доктора Сьюзен в ее лаборатории в подвале, так что они знали про лифт. Думаю, они хотели заставить ее выдать, где лежат деньги. Они сломали все — все! — Он всхлипнул, потом поджал губы и несколько минут вел машину молча.
— Они разгромили ее лабораторию?
Дако скривился.
— Разбили все. Звери! Мы не держим денег в доме! Если они хотели красть, почему не унесли оборудование? Оно стоило намного больше тех нескольких рандов, что мы храним для чаевых.
— А как вы узнали, что доктор хочет меня видеть?
— Она мне сказала, пока мы ждали скорой. Она едва могла говорить. — Рыдание еще раз сотрясло его. — Она всего лишь старая женщина! Кто мог такое сотворить?
Рени покачала головой.
— Мерзавцы.
Она не могла плакать. Уносящиеся назад фонари вводили ее в странный транс, точно она была призраком, вселившимся в собственное тело. Что происходит? Почему с ее близкими случаются такие ужасы?
— Настоящие мерзавцы, — прошептала она.
Спящая Сьюзен Ван Блик походила на инопланетного пришельца. Датчики и трубки торчали во все стороны, только засохшие повязки, казалось, удерживали ее избитое, изломанное тело в человеческом обличье. Дыхание со свистом вырывалось из полуоткрытых губ. Джереми снова разрыдался и осел на пол рядом с кроватью, вцепившись руками в затылок, точно удерживая голову, готовую оторваться под давлением рвущегося наружу горя.
Как ни ужасно было видеть ее старую учительницу в таком состоянии, Рени все еще пребывала в ледяном оцепенении. Уже второй раз за день она стояла в больнице над телом близкого человека. По крайней мере в медицинском центре университета Вествилля не было карантина по букаву.
Заглянул молодой чернокожий врач в замызганном халате и кривых очках.
— Ей нужен покой, — заметил он, нахмурившись. — Сотрясение мозга, много переломов. — Он обвел рукой палату, полную спящих пациентов. — И время неприемное.
— Она просила меня прийти, — объяснила Рени. — Сказала, что это важно.
Врач снова нахмурился, уже отвлеченный какой-то другой мыслью, и ушел.
Рени притащила стул от соседней кровати. Больной, трупно-истощенный юноша, затравленно глянул на нее, но не заговорил и не шевельнулся. Рени уселась рядом со Сьюзен, устроившись поудобнее, и взяла менее забинтованную руку в свои.
Она уже сама начала засыпать, когда ощутила легкое пожатие. Она подскочила. Глаза доктора Ван Блик открылись, взгляд бегал из стороны в сторону, будто преследуя снующую мошкару.
— Это я, Рени. — Она мягко сжала пальцы Сьюзен. — Ирен. Джереми тоже здесь.
Сьюзен мгновение вглядывалась в ее лицо, потом расслабилась. Рот ее был открыт, но из дыхательной трубки доносился только сухой шелест, точно ветер несет по улице пустой бумажный пакет. Рени встала, чтобы поискать воды, но Дако, стоявший рядом на коленях, указал на табличку на спинке кровати: «Ничего через рот».
— Они скрепили ей челюсть проволокой.
— Вам не надо говорить, — произнесла Рени. — Мы просто посидим с вами.
— Ох, маленькая бабушка. — Джереми прижался лбом к ощетинившейся трубками руке. — Я должен был быть с вами. Как я мог позволить такому случиться?
Сьюзен отняла руку и медленно подняла ее, коснувшись лица Джереми. Его слезы впитывались в бинт. Потом она так же медленно и демонстративно вложила свои пальцы в руку Рени.
— Вы можете отвечать на вопросы?
Нажатие.
— Два нажатия означают «нет», так?
Еще нажатие.
— Джереми сказал, что вы хотели меня видеть.
Да.
— По поводу того, о чем мы говорили? Города?
Да.
Рени пришло в голову, что она может и ошибаться: до сих пор она ощущала только однократные пожатия. Лицо Сьюзен так раздулось, что трудно было определить его выражение. Двигались только глаза.
— Не хотите, чтобы я ушла домой и дала вам поспать?
Два твердых пожатия. Нет.
— Ладно, тогда подумаем. Вы нашли, в каком городе снят фильм?
Нет.
— Но что-то о нем выяснили.
Медленное, мягкое пожатие.
— Может быть?
Да.
Рени поколебалась.
— Те, кто избил вас… имеют к этому отношение? К тому, о чем мы говорим?
Еще раз пальцы сомкнулись слабо и неторопливо. Может быть.
— Я пытаюсь придумать вопросы типа «да-нет», но это тяжело. Вы не можете ни печатать, ни писать?
Долгая пауза, потом два пожатия.
— Может, есть кто-то, с кем я должна поговорить? Тот, кто передал сведения вам и может передать мне?
Нет. И секундой позже еще пожатие. Да.
Рени торопливо перечислила всех коллег Сьюзен, кого смогла вспомнить, и получила отрицательный ответ. Потом настал черед полицейских управлений и сетевых агентств — с тем же результатом. Пока она в ужасе прикидывала, сколько времени уйдет на допрос, проведенный целиком по двоичной системе, Сьюзен протолкнула свою руку, так, что перевязанные пальцы касались ладони Рени. Они слабо шевелились, как ножки умирающей бабочки. Рени стиснула руку старушки, стараясь успокоить ее. Сьюзен нетерпеливо зашипела.
— Что?
Доктор снова старательно прошлась пальцами по ладони Рени. Если пожатия всей кистью расшифровать было легко, эти движения были так слабы и неловки, что казались беспорядочными. Рени обреченно вздохнула.
— Это ужасно. Должен быть лучший способ — печатать, писать…
— Она не может печатать, — печально сообщил Джереми. — Даже когда могла говорить. Я дал ей пульт, когда она просила звонить вам, но у нее не хватало сил нажать на клавиши.
Сьюзен слабо толкнула рукой ладонь Рени. Красно-лиловая маска укоризненно смотрела на нее. И Рени осенило.
— Вот оно! Вот что она делает — печатает!
Сьюзен снова стиснула ее пальцы.
— Но только правой рукой?
Два пожатия. Нет. Сьюзен нажала ребром ладони вбок, потом с огромным трудом подняла руку и перенесла на другую сторону. Рени нежно поймала ее и уложила на место.
— Поняла. Если вы нажмете так, это значит, что рука меняется. Правильно?
Да.
Процесс все же требовал времени. Рени не всегда могла понять, какими клавишами, нажатыми правой рукой, Сьюзен обозначает клавиши левой стороны. На то, чтобы завершить фразу, ушел почти час, с постоянными остановками на подтверждения по принципу «да-нет». Сьюзен слабела и в последнюю четверть этого часа едва шевелила пальцами.
