— Кажется, сорок, — сказал я, не подумав.
Индеец повернул голову.
— Кажется? — переспросил он с неприятной интонацией.
— Видите ли, Хуан, я же переводчик, а не суперкарго…
— Так какого дьявола ты отвечаешь, если ты не суперкарго?
Возразить было, по сути, нечего. Я дернул Трофимова за рукав.
— Он хочет, чтобы ему доложили, сколько ящиков на борту. Кто этим занимается?
— Пжзедомский. Позвать его?
— Да уж, будь добр. А то, по-моему, наш гость сейчас рассердится.
Второй пилот не заставил себя долго ждать. Повел он себя неожиданно дружелюбно — пожал Хуану руку, а мне даже улыбнулся, хотя и несколько напряженно.
— Ну, юноша, — сказал он, — какие у вас возникли вопросы?
Я объяснил. Пжзедомский извлек из кармана сложенный листок, распечатанный на матричном принтере.
— Так, переведите ему, юноша: контейнеров с маркировкой «эм-зеленый» — сорок штук.
«Я же говорил», — подумал я мстительно.
— А с желтой? — спросил Хуан.
— «Зет-желтых» — двадцать пять.
— Почему так мало?
Это прозвучало так, что по спине у меня пробежали мурашки.
Я перевел, стараясь смягчить агрессивную интонацию Хуана.
— Не ко мне вопрос, — развел руками Пжзедомский. — Это компетенция господина Дементьева.
— Петя, — сказал я, — позови, пожалуйста, Кэпа.
Но Трофимов уже и сам понял, что разговор принимает нежелательный оборот. Он, как спринтер, метнулся к люку и исчез в проеме.
— Ты не понял вопрос? — прищурившись, спросил Хуан. — Я спросил — почему так мало желтых ящиков?
— Наш второй пилот не знает. А я не суперкарго, а переводчик. Я позвал Кэпа.
Это почему-то развеселило индейца. Правда, ухмылка у него была тоже довольно зловещая.
— Хорошо, — сказал он. — Подождем Кэпа.
Наконец Кэп явился, и начался длинный и, на мой взгляд, почти бессодержательный спор. Хуан был явно недоволен тем, что каких-то контейнеров было меньше, чем в прошлый раз; Кэп, как механический органчик, твердил, что все было обговорено с каким-то доном Эстебаном и что если у Хуана и его товарищей есть претензии по существу, то ему нужно заявлять эти претензии непосредственно дону Эстебану, а вовсе не Кэпу, который, как всем хорошо известно, не более чем рабочая лошадка с крыльями.
В конце концов упрямство Кэпа пересилило. Хуан забористо выругался и сплюнул коричневой слюной прямо на пол отсека.
— В следующий раз, — сказал он, — я поеду в Боготу и отрежу дону Эстебану яйца. Так ему и передай.
Кэп серьезно кивнул. Хуан подошел к люку, высунулся и что-то крикнул на незнакомом мне языке.
— Крутой, — сказал Дементьев неодобрительно. — Яйца он Эстебану отрежет… Это он у себя в джунглях такой смелый…
Хуан, словно поняв, о чем идет речь, обернулся и бросил на Кэпа пронзительный взгляд.
— Скажи, пусть откроют грузовой люк, — крикнул он мне.
Я перевел. Кэп кивнул Трофимову, тот рысцой побежал в кабину. Все происходило в каком-то нервном темпе, и трудно было отделаться от ощущения, что вся команда, включая и самого Дементьева, хочет поскорее убраться отсюда.
Со скрипом раскрылись створки грузового люка. Внезапно весь отсек оказался заполнен маленькими смуглыми людьми в такой же пятнистой форме, как у Хуана. Почти все были вооружены «калашниковыми», у одного я заметил израильский «узи». На нас они не обращали внимания. Быстро и сноровисто, словно муравьи, они освободили контейнеры от удерживавших их сеток и поволокли вниз по выпавшему из люка языку грузового трапа.
— Перекур, — сказал Трофимов, вытаскивая пачку «Житан». — Ближайший час, а то и два работы у тебя будет не много.
Он протянул мне сигарету. Я покачал головой.
— Я лучше выгляну, посмотрю, что снаружи творится.
Петя воровато огляделся.
— А чего там смотреть? Джунгли и джунгли, тоска зеленая. Ну, глянь, конечно, если уж так невтерпеж…
Снаружи было жарко и влажно. Сплошная стена сельвы высилась метрах в тридцати от самолета — переплетение ветвей, лиан, тонких стволов, высоких трав, усеянных крупными цветами кустов. А вдоль этой зеленой стены тянулась темно-серая бетонная взлетно-посадочная полоса, на которую и приземлился наш «Кит».
Она тянулась прямо посреди сельвы, прямая и ровная, как немецкий автобан. Ничего удивительного в этом не было бы (в конце концов, взлетно-посадочные полосы и должны быть прямыми и ровными), если бы не окружавшие ее джунгли. По обе стороны от полосы вся растительность была выкорчевана и выжжена. Земля там была почти черной и плотно утрамбованной какой-то тяжелой строительной техникой.
Зрелище это производило сильное впечатление. Чтобы сделать такую первоклассную полосу, нужны были бульдозеры, экскаваторы и асфальтоукладчики. Нужны были грузовики с гравием. Каким образом все это появилось посреди глухих южноамериканских джунглей, было совершенно непонятно.
Впрочем, если здешние жители нуждались в гуманитарной помощи, которую можно было доставить лишь самолетом… Нет, ерунда получается. Выходит, правительство смогло выделить немалые средства на то, чтобы построить в самом сердце сельвы первоклассный аэродром, но не сумело помочь своим собственным гражданам, чья жизнь зависит от таких компаний, как «El Jardin Magico», поставляющих им продукты и медикаменты?
Было во всем этом что-то неправильное, какая-то нестыковка, порождающая множество вопросов. Но меня волновала не столько явная алогичность всего происходящего, сколько бросающаяся в глаза нервозность Кэпа и всего экипажа. Внезапно я понял, что мне напоминало их поведение: пару раз я по просьбе Руслана ездил с ним и его товарищами на бандитские «стрелки». Ничего особенного от меня не требовалось, просто своим присутствием обеспечивать массовку, да и до стрельбы или поножовщины на этих разборках ни разу не дошло, но ощущение электрического напряжения, буквально потрескивавшего в воздухе, я запомнил очень хорошо. И вот теперь Кэп, Пжзедомский и даже Петя вели себя так, как будто приехали не к нуждающимся в гуманитарной помощи индейцам, а на «стрелку» к бандитским авторитетам…
Я прошел немного по полосе. Рядом, не обращая на меня никакого внимания, сновали маленькие и деловитые смуглые люди. Вовсю жарило солнце, дальний конец полосы был окутан колеблющимся сизым маревом. Туда, в это марево, уползали желтые электрокары, нагруженные привезенными нами ящиками, словно огромные муравьи, бредущие с добычей в свой муравейник.
Электрокары, как я успел увидеть, были новенькие, японские. Куда они везли наш «гуманитарный груз», я так и не узнал, потому что шагах в пятидесяти от самолета меня остановили два довольно свирепого вида охранника, направившие на меня стволы своих «калашей».
