— Как неосмотрительно с вашей стороны! — заметил он. — Лучше бы вы запирали дверь на два оборота.
Убедившись, что все собрала с полу, Зина выпрямилась.
— А я всегда запираю на два.
— Только не на сей раз. И вот вам доказательство…
Он слегка надавил ключом, и собачка замка поддалась. Дверь приоткрылась.
— А между тем я твердо знаю… Лоб перешагнул порог.
— Нет! — закричала Зина. — Эрве, прошу вас… не входите!
— Почему? Значит, там кто-то есть? И тихо добавил:
— Он там?
Лифт внезапно стал опускаться, вызванный с нижнего этажа. Зина следила за кабиной и с растерянным видом прижимала сумочку к груди.
— Он здесь, не так ли? — допытывался Лоб.
— Кто «он»?
— Как будто вы не знаете сами.
Лоб распахнул входную дверь во всю ширь.
— Эрве! — в крик кричала за его спиной Зина. — Если только вы войдете…
Он вошел… В крошечной прихожей никого. В комнате тоже никого. Лоб раздвинул занавеску в гардеробной. Ничего, кроме чемоданов и коробок. Оставалась кухня! Зина стояла на лестничной площадке, не шевелясь. Только рука, с которой свисала сумочка, медленно, судорожно распрямилась. Лоб, сжавшись в комок — так ему не хватало воздуха, — опустил кулак, оглянулся на Зину и отшвырнул кухонную дверь так, что она стукнулась о стену. Никого! Никого и в ванной комнате. Он медленно вернулся на исходное место, едва зацепившись взглядом за диван, книжный шкаф, большую лампу на комоде, две-три картины на стенах, белый плащ, брошенный на кресло. Ах! Шкаф!…
— Итак, — сказала Зина, — чего же вы ждете? Он пересек комнату и взялся за его ручку.
— Нет… Какой смысл?.. — бормотал Лоб. Приступ гнева шел у него на убыль… Ноги дрожали.
Зина потянула за створку, которая нелепо заскрипела, как в третьесортном фильме ужасов.
— Вам хотелось поглядеть на мое нижнее белье? Зачем стесняться?
Лоб отпрянул, как будто ему угрожали револьвером.
— А теперь уходите! — велела ему Зина.
— Зина… Послушайте!…
— Повторяю: уходите. Хватит с меня ваших штучек.
— Зина… здесь вполне мог кто-нибудь оказаться.
— Ну и что? Разве я обязана перед вами отчитываться? Убирайтесь! Я прекрасно во всем разберусь и без вашей помощи.
— Зина… Позвольте вам объяснить. Есть вещи, которые вам неведомы…
— Прикажете кого-нибудь позвать на помощь?
Кабина лифта снова потянулась наверх. Страх перед сценой на людях лишил Лоба остатков уверенности в себе. Он очутился, сам не понимая, как же это получилось, на лестничной площадке. Входная дверь за ним захлопнулась. Сквозь прутья решетки он разглядел в кабине парочку и постарался изобразить непринужденную позу гостя, только что распрощавшегося с хозяевами. Но он был вынужден промокнуть лоб и шею. Пот прошиб его по всему телу. Он медленно спустился по ступенькам, цепляясь за перила и твердя самому себе: «Да как же так! Да как же так! Это что — разрыв?» Ведь он хотел ее защитить, а она выдворила его вон. Нетрудно ее понять — она приютила у себя этого Януша, который, возможно, ей угрожал. Предполагалось, что он будет весь день отсутствовать. Вот почему Зина смогла пригласить Лоба зайти… А потом перепугалась из-за этого замка, закрытого только на язычок.
Самое время положить всему этому конец. Лоб отвернул кончик манжеты — почти три часа, как раз подходящее время навестить комиссара. Стояла такая жара, что он остановил такси. Нет! Это еще не разрыв. Он напишет Зине. С пером в руке он не оплошает. Он уже мысленно слагал примирительные фразы, но злоба нет-нет да и подсказывала ему жесткое словечко, от которого он с сожалением отказывался. Лоб так увлекся этим упражнением, что весьма удивился тому, как быстро прибыл на место. На всем пути следования к комиссару он сочинял и другие фразы, подыскивая аргументы, так и не сумев преодолеть злость, от которой у него пересыхало во рту.
Бонатти оказался широкоплечим, смуглым, с напоминающими татуировку, набухшими синими венами на мощных бицепсах. Перед силой Лоб неизменно ощущал, как в нем что-то ломается. Но он знал, что в разговоре одержит верх. Кратко, с холодным равнодушием он обрисовал ситуацию. Комиссар кивал, как бы желая сказать: «Короче. Я в курсе».
— Повторите имя по буквам, — прервал он Лоба.
— Януш, последняя буква «ш».
— Ладно. Мы предпримем необходимые шаги. Я свяжусь с коллегами с Нижнего Рейна. Это несомненно потребует времени. Я вызову вас. Где вы остановились?
Он записал адрес отеля. Лоб спросил:
— А пока суд да дело, нельзя ли вести наблюдение за мадемуазель Маковски?
— Нет. Это исключено. Начнем с того, что до настоящего момента ничем, кроме гипотез, мы не располагаем. Этот Януш «мог» быть в Ницце. «Мог» угрожать сестре… Да у нас и без этого дел по горло. Вот когда у вас появятся новые факты, разумеется, дайте мне знать.
Бонатти встал. Лоба так и распирало от вопросов, предложений, просьб, но у него уже не было времени их сформулировать. Он поспешил к себе в отель, чтобы все это занести на карточку. Он оставляет за собой право при случае вежливо вручить ее комиссару и дать ему понять, что существуют дела, не терпящие легкомысленного подхода. Затем, открыв свою тетрадку, он долго писал. После чего улегся спать, даже не взглянув на темное море, которое время от времени отбрасывало на пляж светлые блики. На следующий вечер, когда Лоб ужинал, ему позвонил Бонатти.
— У меня для вас хорошая новость, — сообщил комиссар. — Ваш парень… ну, этот… поляк… он умер пять лет назад. Я получил официальное донесение днями. Он скончался в больнице Страсбурга от опухоли мозга. Вы довольны?.. Ну что ж, тем лучше… Нижайшее почтение мадам Нелли.
Глава 10
Всю ночь напролет Лоб не сомкнул глаз. Как будто его стукнули по голове. Разом поставлено под сомнение все — не только безопасность Зины, но, главное, его собственный мир, привычки, уверенность в себе, распорядок жизни. События теряли логику, размышления приводили к туманным предположениям. Размышлять? К чему? Ради чего? Что Зина прятала у себя того, кто стремился ее убить? Но какой смысл заключался в этом? Ведь не сама же она повредила тормоза и, отодвинув засов, открыла дорогу быку?! Какой тут напрашивается вывод? Что у нее не все дома? Какая чушь?.. А между тем… Имея родного брата-поджигателя с раком мозга… не объясняются ли ее неуравновешенность, озадачивающие перепады настроения нервным расстройством?.. И если она отказалась убить себя, так сказать, впрямую, то не была ли способна создавать рискованные ситуации, участвовать в игре наподобие русской рулетки, пользуясь то аварийной ситуацией с машиной, то выпуская на волю быка?..
«А что, если попытка самоубийства все еще продолжается? — спросил себя Лоб. — Что, если нет преступника, а есть просто психичка, которая изощряется, сбивая людей с толку?» Лоб бросился к заветной тетрадке и записал:
