Фотография на водительских правах сильно отличалась от первой: жесткие черты лица, ввалившиеся щеки, высокие скулы. Мечтательное, почти грустное выражение глаз. «Хороша! — подумалось ему. — Я вполне могу ее рекомендовать, не рискуя попасть в смешное положение».
Он развернул план окрестностей Ниццы и, стараясь запомнить маршрут, тронулся в путь. Потерянный день! По счастью, к вечеру все будет улажено, и коль скоро ему выпало побездельничать, то лучше уж делать это с приятным чувством. Дорога была не слишком запружена, и у Лоба появилась возможность поглазеть по сторонам. Он был неприятно поражен. У него создалось впечатление, что он — жертва крупного надувательства. Да, море тут ласкало взор, но оно не сумело обзавестись пляжами. Горы затейливо расположены, но из-за отсутствия перспективы похожи на театральные декорации. В этом пейзаже было что-то условное, поддельное; в нем проступала вульгарность итальянского бельканто. К счастью, стоит углубиться в горы, как, несмотря на обилие цветов, вновь обретаешь суровую, дикую красоту альпийских лугов; местами в лесу виднелись черные проплешины — следы пожаров, нередких в этих ущельях, изобилующих туристами.
Супруги Нелли жили вверх по дороге за Грассом. Здание парфюмерной фабрики, постройки XVIII века, больше походило на крупную ферму. Оставив его слева, Лоб поехал по аллее, которая после нескольких зигзагов среди сосен и кедров выводила к современной вилле «Ирисы», названной так потому, что, как он недавно прослышал, здесь уже свыше ста лет специализировались на переработке корней этого цветка.
Он попросил доложить о своем приезде старую горничную-корсиканку в черном, походившую на сестру-привратницу какого-нибудь монастыря. Мари-Анн Нелли вышла из своей конторы, и Лоба, как всегда, поразила ее холодноватая элегантность, которая поначалу приводила его в робость. Темно-зеленый костюм, нефритовые бусы, тонкий золотой браслет, необычный зачес волос наверх, открывающий уши и лоб, придавал ей вид прилежной ученицы; взгляд карих глаз слишком, пожалуй, пристальный или, скорее, застывший, словно в глубоком раздумье. Мари-Анн улыбнулась любезной светской улыбкой. Лоб поцеловал ей руку. Он чувствовал себя с нею на равных, хорошо защищенный условностями жестов и слов. Она проводила его в гостиную, где широкие проемы окон открывали взору горизонт с голубыми холмами, словно сошедшими с полотен художников Возрождения. Со вкусом расставленные повсюду цветы дополняли изысканность меблировки. Тут царили хороший вкус и не выставляемое напоказ богатство. Лоб молча оценил обстановку. О Зине он говорил отстранено. Он ничего не добивался. Он описывал случай, как таковой, а Мари-Анн реагировала на каждую подробность кивком головы.
— Сколько она зарабатывала в качестве гида? — спросила она.
— Не имею понятия.
— Не более тысячи двухсот франков, включая чаевые. Это средняя ставка. У меня она будет получать меньше. Я не совсем представляю себе, куда ее пристроить. Может быть, в секретариат — она ведь знает немецкий. Как, вы сказали, ее зовут?
— Зина Маковска.
— Я вам ничего не обещаю, господин Лоб. Вы мне ее пришлете. Мне надо ее увидеть, поговорить с ней. Взбалмошная девчонка мне не требуется. О! Вот и мой муж.
Она пошла открывать дверь.
— Филипп!… У вас найдется минутка? Я хочу познакомить вас с мсье Лобом.
Когда Нелли вошел, Лоб едва не выдал своего удивления. На нем были серые вельветовые брюки и пестрая рубашка, широко расстегнутая на груди, на ногах — разношенные мокасины. Ниже жены ростом, он выглядел здоровяком; четкие черты массивного лица напоминали одну из тех римских масок, какие можно увидеть в музеях Италии, — прямой нос, тяжелый подбородок, чувственный рот. Быстрое сильное рукопожатие.
— Прошу прощения, — сказал он. — У меня работа в самом разгаре.
— Филипп пытается изобретать духи, — объяснила Мари-Анн, как бы снисходительно подтрунивая над ним.
Затем, повернувшись к мужу, добавила:
— Господин Лоб приехал поговорить со мной насчет девушки, которая прошлой ночью пыталась наложить на себя руки. Мы постараемся ее пристроить.
— Куда?
— К нам на фабрику, разумеется.
— Значит, — глядя на Лоба, сказал мсье Нелли, — вы тоже подвизаетесь в спасении утопающих!
— Мой муж убежден, что мы только попусту теряем время.
— Терпеть не могу неврастеников, — отрезал Нелли. — Направлять проституток на путь истинный — еще куда ни шло. Если они сошли с него — не их вина. Но признайтесь, дорогая, что с вашими подопечными вам не везет.
Почувствовав, что лучше сменить тему, Лоб признался, что является профаном по части парфюмерии.
— Если я вас правильно понял, выходит, изобретать духи возможно еще и в наше время?
— Да хоть каждый день, — заверил его Нелли.
— Может быть, мсье Лобу хочется пить? — прервала его Мари-Анн.
— В самом деле! — воскликнул Нелли. — Где же моя голова? Вы пообедаете с нами? Да? Разумеется, да. Прежде всего мне требуется время на то, чтобы просветить вас… насчет духов.
Мари-Анн подняла брови и закатила глаза, давая понять Лобу, что ему придется смириться, после чего, извинившись, удалилась. Лобу ничего не оставалось, как вежливо слушать.
— Мари-Анн в это не верит, — продолжал Нелли. — Она признает один-единственный запах — натуральный. Под тем предлогом, что здесь с незапамятных времен изготовляют натуральные эссенции, мы тоже должны уважать традицию… Виски? «Чинзано»? Порто?..
— Капельку «чинзано».
Нелли позвал старушку горничную, открывая шкатулку с сигаретами.
— Угощайтесь, господин Лоб. Традиция! По мне, так просто рутина… У вас хорошее обоняние?
— Думаю, да.
— Тем лучше. Я покажу вам свою лабораторию в Ницце… Здесь у нас тоже есть лаборатория, но мне в ней не работается. Я использую ее во время своих наездов. А там у меня полностью развязаны руки. Увидите: я разработал несколько марок, за которые не приходится краснеть. Ведь духи — та же музыка! Я вовсе не против Баха. Но вправе предпочитать ему Армстронга. Миллионы современных молодых людей предпочитают Армстронга. Так вот, я ориентируюсь на их вкус. Фиалки, жасмин — все это отошло в прошлое, годится лишь на потребу престарелых дам. Сейчас нужны духи, гармонирующие с мини-юбками, — такие, что заявляют о себе, прилипают к коже, возбуждают самца, как это происходит у животных по весне… У меня нюх на современность. Мари-Анн этого не приемлет. Разумеется, я могу ее понять… Она предпочитает не рисковать. Возможно, будь я наследником такой именитой фирмы — я бы тоже поступал благоразумно. Но будущее за вонью, а не за благовонием. Будущее вот тут!…
Он медленно провел по носу и рассмеялся.
— Прошу прощения! — сказал он. — Надеюсь, у вас тоже есть конек. Жизнь — все равно что лошадь. Ее надо насильно оседлать и гнать во весь опор!
Он утомлял Лоба, который подкарауливал удобный момент, чтобы задать мучивший его вопрос. Он спросил как бы невзначай:
